Код да Винчи

[serghey]

Стоя на тротуаре перед зданием Депозитарного банка Цюриха, лейтенант Колле недоумевал: отчего Фаш все не едет с ордером на обыск? Эти хитрые банкиры наверняка что-то скрывают. Они подтвердили, что Лэнгдон и Невё приезжали сюда чуть раньше этой же ночью, но затем им якобы дали от ворот поворот, потому как у них не оказалось соответствующих документов.
Так почему бы им не впустить нас, чтобы мы могли проверить?
Тут вдруг у Колле заверещал мобильник. Звонили с командного пункта, временно расположившегося в Лувре.
– Ну что, получили наконец ордер? – раздраженно спросил Колле.
– Забудьте о банке, лейтенант, – ответил агент. – Мы только что получили наводку. Точно знаем, где скрываются Лэнгдон с Невё.
Колле присел на капот своего автомобиля.
– Шутите?
– У меня есть адрес. Это под Парижем. Недалеко от Версаля.
– Капитан Фаш знает?
– Еще нет. Он говорит по телефону. Очень важный звонок.
– Тогда я выезжаю. Передайте, чтобы позвонил мне, как только освободится. – Колле записал адрес и вскочил в машину. Уже отъезжая от банка, он вдруг спохватился, что забыл спросить, кто именно передал судебной полиции информацию о местонахождении Лэнгдона. Впрочем, не так уж это теперь и важно. Колле радовался выпавшей ему возможности загладить прежние ошибки. Он собирался произвести самый профессиональный арест за все время карьеры.
По рации он связался с пятью сопровождавшими его машинами:
– Сирены не включать, ребята. Лэнгдон не должен знать, что мы на подходе.
В пятидесяти километрах от этого места черная «ауди» съехала с проселочной дороги и остановилась в тени деревьев у края поля. Сайлас вышел из машины и заглянул в щель между металлическими прутьями – большой участок земли был обнесен высокой изгородью. Он долго смотрел на освещенный луной склон горы, на котором виднелся замок.
Окна на нижнем этаже были освещены. Странно для такого позднего часа, подумал Сайлас и улыбнулся. Информация, которую дал ему Учитель, подтверждалась. Я не уйду из этого дома без краеугольного камня, поклялся он. Я не подведу епископа и Учителя.
Проверив свой тринадцатизарядный пистолет-автомат, Сайлас просунул его сквозь прутья решетки. Пистолет мягко упал в высокую густую траву. Затем, подобрав полы сутаны, Сайлас ухватился за прутья и полез через изгородь, пыхтя и отдуваясь, мешком плюхнулся на землю по другую сторону. Не обращая внимания на резкую боль от впившейся в ляжку подвязки с шипами, Сайлас подобрал оружие и двинулся к дому по поросшему травой склону.

[serghey]

Кабинет Тибинга совсем не походил на кабинеты, которые прежде доводилось видеть Софи. По площади он раз в шесть-семь превышал самые роскошные и просторные офисы и походил на научную лабораторию, библиотеку архива и «блошиный» рынок одновременно. Освещался кабинет тремя люстрами, плиточный пол был заставлен бесчисленными столиками и тумбами, заваленными книгами, картинами и репродукциями, статуэтками и прочими произведениями материальной культуры. Здесь же, к удивлению Софи, оказалось немало электронного оборудования – компьютеры, проекторы, микроскопы, копировальные аппараты и сканеры.
– Я использовал под кабинет бальный зал, – пояснил Тибинг еще с порога. – Танцевать мне теперь не часто приходится.
Весь этот вечер и ночь Софи сталкивалась с неожиданностями и сюрпризами, но ничего подобного увидеть здесь никак не думала.
– И все это нужно вам для работы?
– Постижение истины стало страстью всей моей жизни, – сказал Тибинг. – Ну а Сангрил я бы назвал моей любимой наложницей.
Чаша Грааля – это женщина, напомнила себе Софи. Голова гудела и шла кругом от обрывочных мыслей и только что почерпнутых у Тибинга сведений.
– Вы говорили, у вас есть портрет женщины, которую вы считаете Граалем?
– Да, но это не совсем так. Это утверждал не я, а сам Христос.
– Какая же из картин? – спросила Софи, оглядывая стены.
– Гм… – Тибинг сделал вид, что запамятовал. – Чаша Грааля. Сангрил. Сосуд. – Тут он неожиданно резко и ловко повернулся и указал на дальнюю от них стену. Там висела большая, футов восемь в высоту, репродукция «Тайной вечери». Точно такую же, только маленькую, Софи видела в альбоме. – Да вот же она!
Софи подумала, что неправильно его поняла.
– Но эту картину вы мне уже показывали. Он игриво подмигнул ей:
– Знаю, но при увеличении она становится еще более любопытной. Вам не кажется?
Софи обернулась к Лэнгдону:
– Просто теряюсь в догадках. Тот улыбнулся:
– Как выясняется, чаша Грааля действительно присутствует на «Тайной вечере». Леонардо все же изобразил ее и…
– Погодите, – перебила его Софи, – вы сами только что говорили, что Грааль – женщина. А на «Тайной вечере» изображены тринадцать мужчин.
– Разве? – Тибинг снова хитро прищурился. – А вы присмотритесь-ка повнимательнее.
Софи подошла поближе к картине и стала изучать тринадцать фигур: Иисус Христос в центре, шестеро учеников по левую Его руку, шестеро – по правую.
– Но все они мужчины, – повторила она.
– Неужели? – насмешливо воскликнул Тибинг. – А как насчет того, кто сидит на самом почетном месте, по правую руку от Господа?
Софи так и впилась глазами в фигуру, изображенную по правую руку от Христа. Она смотрела на лицо и торс этой фигуры, и вдруг… Нет, этого просто быть не может! Но глаза ее не обманывали. Длинные и волнистые рыжие волосы, маленькие, изящно сложенные ручки, даже некий намек на грудь. То, вне всякого сомнения… была женщина!
– Да это женщина! – воскликнула Софи. Тибинг весело рассмеялся:
– Вот уж сюрприз так сюрприз, верно? И поверьте мне, зрение вас не подвело. Уж кто-кто, а Леонардо славился умением изображать разницу между полами.
Софи не отводила глаз от сидевшей рядом с Иисусом женщины. Но на Тайной вечере собрались тринадцать мужчин. Кто же тогда эта женщина? До этого Софи много раз видела прославленное произведение Леонардо, но ни разу не замечала этих столь характерных черт.
– А никто не замечает, – словно прочитал ее мысли Тибинг. – Сказывается воздействие подсознания, укоренившихся в нем образов. И оно столь сильно, что не позволяет видеть несоответствий, обманывает наше зрение.
– И явление это называется скотома, – вставил Лэнгдон. – Зачастую мозг именно так реагирует на укоренившиеся символы.
– Еще одна причина, по которой вы пропустили эту женщину, – сказал Тибинг, – заключается в том, что на многих фотографиях в альбомах по искусству, сделанных до 1954 года, детали скрыты под налетом пыли, грязи и несколькими слоями реставрационной краски. Следует отметить, что в восемнадцатом веке реставраторы работали довольно топорно. А затем наконец фреску очистили от всех этих наслоений, что и позволило увидеть оригинал да Винчи во всем его великолепии. – Он жестом указал на репродукцию. – Et voila!
Софи подошла еще ближе. Женщина, сидевшая по правую руку от Иисуса, была молода и выглядела благочестиво. Личико застенчивое, скромно сложенные ручки, волны вьющихся рыжих волос. И одна эта женщина способна пошатнуть церковные устои?
– Кто она? – спросила Софи.
– Она, моя дорогая, – ответил Тибинг, – не кто иная, как Мария Магдалина.
– Проститутка? – изумилась Софи.
Тибинг возмущенно фыркнул, точно это слово оскорбило его самого.
– Ничего подобного. Магдалина таковой не являлась. Заблуждение это вселилось в умы людей с подачи Христианской церкви раннего периода. Церковники организовали настоящую кампанию, чтобы опорочить Марию Магдалину. И все для того, чтобы сохранить в тайне одно опасное для них обстоятельство. Ее роль в качестве Грааля.
– Ее роль!
– Как я уже говорил, – принялся объяснять сэр Тибинг, – церковники старались убедить мир в том, что простой смертный, проповедник Иисус Христос, являлся на самом деле божественным по природе своей существом. Потому и не вошли в Библию Евангелия с описанием жизни Христа как земного человека. Но тут редакторы Библии оплошали, одна из таких земных тем до сих пор встречается в Евангелиях. Тема Марии Магдалины. – Он сделал паузу. – А именно: ее брак с Иисусом.
– Простите, не поняла… – Софи переводила удивленный взгляд с Лэнгдона на Тибинга и обратно.
– Этот факт попал в исторические записи, – сказал Тибинг, – и да Винчи, разумеется, знал о нем. «Тайная вечеря» так и взывает к зрителю. Вот, смотрите, Иисус и Магдалина были парой!
Софи перевела взгляд на фреску.
– Заметьте также, Иисус и Магдалина одеты так, словно являются зеркальным отражением друг друга. – Тибинг указал на две фигуры в центре картины.
Софи смотрела точно завороженная. Да, одежда одинаковая, только разных цветов. На Христе красная мантия и синий плащ, на Марии Магдалине синяя мантия и красный плащ. Инь и ян. – Есть и более тонкие признаки, – продолжил Тибинг. – Видите, Иисус и Его невеста сидят рядом, вплотную, соприкасаясь бедрами, а выше фигуры их расходятся, образуя свободное пространство. И все это напоминает нам уже знакомый символ.
Тибинг еще и договорить не успел, а Софи уже увидела в центре фрески знак, образованный двумя центральными фигурами. Чуть раньше Лэнгдон обозначил этим символом Грааль, сосуд и женское лоно.
– И наконец, – продолжил Тибинг, – если рассматривать Иисуса и Магдалину как элементы композиции, а не людей, то тут так и напрашивается еще одна подсказка. – Он выдержал паузу, затем добавил: – Буква алфавита.
И Софи тотчас увидела ее. Буква так и бросалась в глаза, странно, что она не замечала ее прежде. Теперь Софи видела только эту букву. В самом центре картины отчетливо вырисовывалась большая и изящно выписанная буква "М".
– Слишком уж совершенна и отчетлива для простого совпадения, верно? – заметил Тибинг.
– Да, но зачем она здесь? – удивленно спросила Софи. Тибинг пожал плечами:
– Теоретики тайных знаков и символов сказали бы вам, что она обозначает Matrimonio, или Марию Магдалину. Но единства мнений здесь не наблюдается. Одно определенно: запрятанная в картине буква "М" – это не ошибка художника. Она появилась здесь не случайно, по его воле. Замаскированная буква "М" фигурирует в бесчисленных работах, связанных с Граалем, то в виде водяного знака, то буквы, закрашенной еще одним слоем краски, то в форме композиционных аллюзий. Ну а самая явственная из всех украшает алтарь Матери нашей Богородицы в Лондоне. Создателем этого алтаря является бывший Великий мастер Приората Сиона, Жан Кокто.
У Софи просто голова пошла кругом от обилия информации.
– Согласна, эта буква "М" на картине действительно выглядит интригующе, но сомневаюсь, чтобы она могла служить доказательством брачных уз, связывавших Иисуса и Марию.
– Нет-нет, – сказал Тибинг и подошел к столу, заваленному книгами. – Я ведь уже говорил, брак Иисуса и Марин Магдалины зафиксирован в исторических хрониках. – Он начал рыться в бумагах и книгах. – Более того, Иисус как человек женатый наделен куда большим значением и смыслом, нежели привычный нам стандартный библейский образ Иисуса-холостяка.
– Это почему? – удивилась Софи.
– Потому что Иисус – еврей, – ответил Лэнгдон вместо занятого поисками какой-то книги Тибинга. – А негласные социальные законы того времени запрещали еврейскому мужчине ходить в холостяках. Согласно иудейской традиции безбрачие не поощрялось, долгом каждого добропорядочного еврея было найти себе жену, чтобы та родила ему сына. Если бы Иисус не был женат, то по крайней мере хотя бы в одном из библейских Евангелий должен быть упомянут этот факт, а также приведено объяснение, почему Иисус оставался холостяком.
Тибинг отыскал какую-то огромную книгу и вытащил ее из-под стопки других. Переплетенное в кожу издание было размером с плакат и напоминало атлас. Название на переплете гласило: «Гностические Евангелия». Тибинг раскрыл книгу, Софи с Лэнгдоном подошли к нему. Страницы представляли собой увеличенные снимки каких-то древних документов; тексты написаны от руки на обрывках папируса. Софи не поняла, что это за язык, но на странице слева был приведен перевод.
– Это фотокопии Свитков Мертвого моря и Коптских, из Наг-Хаммади, я уже упоминал о них сегодня, – сказал Тибинг. – Самые первые христианские записи. И в них найдены существенные расхождения с библейскими текстами. – Тибинг перелистал несколько страниц и указал на какой-то отрывок. – Полагаю, лучше всего начать с Евангелия от Филиппа.
Софи прочитала перевод отрывка.
А спутница Спасителя – Мария Магдалина. Христос любил ее больше всех своих учеников и часто целовал в губы. Остальные ученики были этим обижены и высказывали недовольство. Они говорили ему: «Неужели любишь ее больше, чем всех нас?»
Слова эти удивили Софи, но не убедили окончательно.
– Однако здесь ничего не сказано о браке.
– Аu contraire[60], – улыбнулся Тибинг и указал на первую строчку. – Любой специалист по арамейскому скажет вам, что слово «спутница» в те дни буквально означало «супруга».
Лэнгдон в знак подтверждения кивнул.
Софи еще раз перечитала первую строку: "А спутница Спасителя – Мария Магдалина".
Тибинг перелистал книгу и нашел еще несколько отрывков, подтверждавших, что между Магдалиной и Иисусом существовали весьма романтичные взаимоотношения. Читая эти строки, Софи вдруг вспомнила, как однажды, когда она была еще девочкой, в дверь дома громко забарабанит какой-то разъяренный священник.
– Здесь проживает Жак Соньер? – осведомился он, глядя сверху вниз на Софи, отворившую ему дверь. – Хочу поговорить с ним об этой его статейке. – В руках священник держал газету.
Софи позвала деда, и двое мужчин скрылись в кабинете, плотно притворив за собой дверь. Мой дед написал что-то в газету? Софи бросилась на кухню и начала просматривать утренние выпуски. И вот наконец в одной из газет, на второй странице, она увидела фамилию деда и прочитала статью. Софи, конечно, не поняла всего, что там говорилось, но общий смысл был таков: французское правительство под давлением священнослужителей решило запретить американский фильм «Последнее искушение Христа». В этом фильме Христос занимался сексом с женщиной по имени Мария Магдалина. Дед писал, что Церковь поступила неправильно, запретив фильм.
Неудивительно, что священник был в такой ярости, подумала она.
– Это порнография! Святотатство! – кричал он, выбежав из кабинета и бросаясь к входной двери. – Да как вы только посмели! Этот американец, Мартин Скорсезе, самый настоящий богохульник! И уж где-где, а во Франции Церковь не допустит, чтобы эти его мерзости вышли на экран! – Он выскочил на улицу, громко хлопнув дверью.
Придя на кухню, дед увидел Софи с газетой и нахмурился:
– Шустрая у меня девочка, ничего не скажешь.
– Так ты считаешь, что у Иисуса Христа была подружка? – спросила Софи.
– Нет, милая. Просто я хотел сказать, что Церковь не имеет права навязывать людям свои взгляды на искусство.
– Так была у Христа подружка или нет? Дед погрузился в молчание, потом ответил: – Если и да, то что в том плохого? Ты как считаешь? Софи задумалась, потом пожала плечиками:
– Лично я не возражаю.
Сэр Тибинг меж тем не умолкал:
– Не стану утомлять вас бесчисленными ссылками, подтверждающими союз Христа и Магдалины. На эту тему существует масса спекуляций разных современных историков. Мне бы хотелось особо отметить следующее. – Он указал на очередную страницу. – Это отрывок из Евангелия от Марии Магдалины.
Софи знала, что Евангелия от Марии Магдалины в Библии не существует. Но текст прочла:
И сказал Петр: « Что, Спаситель и вправду говорил с женщиной без нашего ведома? Мы что же, теперь должны все слушать ее? Он предпочел ее нам?»
И Левит ответил ему: «Ты всегда слишком горячишься, Петр. Теперь вот решил состязаться с этой женщиной, точно с врагом. Если сам Спаситель выбрал ее, кто ты такой, чтобы отвергать? Уж Спасителю нашему виднее. Знает он ее хорошо, а потому и любит больше, чем нас».
– Женщина, о которой идет речь, – сказал Тибинг, – и есть Мария Магдалина. Петр ревнует к ней Христа.
– Потому что Иисус предпочел Марию?
– Не только поэтому. Ставки тут гораздо выше. Во многих Евангелиях сказано, что именно в тот момент Иисус и заподозрил, что скоро Его схватят и распнут на кресте. И Он наказывает Марии, как править Его Церковью после того, как Он уйдет. Вот Петр и выражает недовольство тем, что играет роль второй скрипки. Лично мне кажется, Петр был женоненавистником.
Софи возмутилась:
– Как можно так говорить? Ведь это святой Петр! На него опирался Христос, когда строил свою Церковь.
– Да, все верно, за исключением одной небольшой детали. Согласно всем этим изначальным Евангелиям, Христос давал указания о том, как строить Церковь, вовсе не Петру. А Марии Магдалине.
Софи удивленно посмотрела на него: – Вы что же, хотите сказать, Христианская церковь была основана и управлялась женщиной?
– Таков был план. Иисус оказался феминистом. Он отдавал будущее Своей Церкви в руки Марии Магдалины.
– А Петр этого не одобрял, – подхватил Лэнгдон и указал на репродукцию «Тайной вечери». – Вот он, Петр. Как видите, да Винчи был прекрасно осведомлен о его отношении к Марии.
И вновь Софи на миг лишилась дара речи. Петр, изображенный на фреске, угрожающе нависал над Марией Магдалиной. Мало того, ребром ладони показывал, что готов перерезать ей горло. Тот же жест, что и на картине «Мадонна в гроте»!
– И здесь тоже, – сказал Лэнгдон, указывая на учеников Христа, сгрудившихся вокруг Петра. – Выглядит угрожающе, верно?
Софи прищурилась и вдруг заметила выделяющуюся в толпе учеников чью-то руку.
– Что это в ней? Кинжал?
– Да. Но вот странность. Попробуйте пересчитать руки на картине, и вы увидите, что эта рука принадлежит… как бы никому. Она анонимна. Рука без тела.
Софи была потрясена. А затем, после паузы, заметила:
– Простите, но я все равно не понимаю, какая связь между Марией Магдалиной и Граалем.
– Ага! – торжествующе воскликнул Тибинг. – Вот мы и подобрались к сути дела! – И он снова бросился к столу, вытащил откуда-то из-под бумаг огромную карту, а затем расстелил ее на столе перед Софи. На карте было изображено генеалогическое древо. – Лишь немногие знали о том, что Мария Магдалина помимо того, что была правой рукой Христа, уже обладала большой властью.
Софи увидела надпись над генеалогическим древом:
РОД ВЕНИАМИНА
– Вот она, Мария Магдалина, здесь, – сказал Тибинг и указал на самую верхушку древа.
Софи удивилась:
– Так она из дома Вениаминова?.
– Вот именно, – кивнул Тибинг. – Мария Магдалина – женщина царского происхождения.
– А мне всегда казалось, она была бедна.
Тибинг отрицательно покачал головой:
– Магдалину превратили в шлюху, чтобы уничтожить даже намек на ее благородное происхождение.
Софи вопросительно покосилась на Лэнгдона, тот подтвердил кивком. Тогда она спросила у Тибинга:
– Но какое дело Церкви было до того, что Мария Магдалина благородных кровей?
Англичанин улыбнулся:
– Милое мое дитя! Церковь волновало не столько царское происхождение Марии, сколько ее отношения с Христом, который тоже принадлежал к царскому роду. В Евангелии от Матфея говорится, что Иисус происходил из дома Давидова. Как известно, Давид был потомком самого царя Соломона, царя еврейского народа. Женись Христос на Марии, Он бы объединился со знатным родом Вениамина, связал эти два царских рода и создал мощнейший политический союз, имел бы законное право претендовать на трон и возродить правящий царский род, как это было при Соломоне.
Софи поняла, что Тибинг подходит к кульминации своего повествования.
Сам же Тибинг заметно оживился:
– Легенда о чаше Грааля – это легенда о царской крови. Упоминание в легенде о «сосуде с кровью Христа»… на деле означает упоминание о Марии Магдалине, женском лоне, несущем «царскую кровь» Христа.
Слова эхом обошли просторную комнату, прежде чем укоренились в сознании Софи. Мария Магдалина несла в себе царскую кровь Иисуса Христа?
– Стало быть, у Христа могло быть?.. – Тут она умолкла и вопросительно взглянула на Лэнгдона.
– Могло быть потомство, – улыбнувшись, закончил он за нее.
Софи так и замерла, точно громом пораженная.
– Итак! – провозгласил Тибинг. – Сейчас перед вами раскроется величайшая из тайн в истории! Иисус не только был женат, Он был отцом. А Мария Магдалина, дитя мое, была священным сосудом, носившим Его ребенка! Тем священным лоном, призванным продлить царский род, той лозой, на которой зрел благословенный плод их любви! Софи почувствовала, как тонкие светлые волоски у нее на руке встали дыбом.
– Но как же получилось, что этот факт на протяжении веков оставался тайной?
– Да Господь с вами! – воскликнул Тибинг. – Чем угодно, только не тайной! Именно царское происхождение Иисуса стало источником самой захватывающей из легенд всех времен, легенды о чаше Грааля. На протяжении веков об истории Марии Магдалины кричали и вопили на каждом углу, на разных языках и с помощью всевозможных метафор. Ее история повсюду, стоит только прислушаться и присмотреться внимательнее.
– Ну а документы Сангрил? – спросила Софи. – Это тоже аллегория, доказывающая царское происхождение Христа?
– Да.
– Тогда выходит, легенда о чаше Грааля есть не что иное, как повествование о царской крови?
– Причем в самом прямом смысле, – заметил Тибинг. – Само слово «Сангрил» происходит от «San Greal», что в переводе означает «Святой Грааль». Но в древности слово «Сангрил» имело другую разбивку. – Тибинг взял листок бумаги, нацарапал что-то на нем и протянул Софи.
Она прочла:
Sang Real. И тут же перевела.
Словосочетание «Sang Real» в буквальном смысле означало «королевская кровь».

[serghey]

Мужчина, дежуривший в приемной, в вестибюле на первом этаже штаб-квартиры «Опус Деи» в Нью-Йорке, на Лексингтон-авеню, немало удивился, услышав в трубке голос епископа Арингаросы.
Добрый вечер, сэр.
Мне никаких сообщений не оставляли? – Голос епископа звучал непривычно встревоженно и возбужденно.
– Да, сэр. Очень хорошо, что вы позвонили. Сам я никак не мог связаться с вами. Тут примерно с полчаса назад поступило одно срочное сообщение.
– Да? – Теперь в голосе слышалось явное облегчение. – А звонивший назвался?
– Нет, сэр, только номер оставил. – И дежурный продиктовал ему номер. – Код тридцать три? Это, кажется, Франция?
– Да, сэр. Париж. Звонивший сказал, дело очень срочное, просил, чтобы вы немедленно нашли его.
– Благодарю. Я ждал этого звонка. – И Арингароса быстро отключился.
Дежурный, вешая трубку, удивился, что Арингаросу было так плохо слышно, мешали шумы и потрескивания. Согласно расписанию на этой неделе епископ должен был бы быть в Нью-Йорке, но казалось, что звонит он откуда-то издалека. Впрочем, не важно, ему-то что за дело. Дежурный уже к этому привык.
Последние несколько месяцев епископ Арингароса вел себя очень странно.
Должно быть, на мой мобильный звонки не поступают, подумал Арингароса. «Фиат» подъезжал к римскому аэропорту Чампино, где осуществлялись чартерные рейсы. Учитель пытался разыскать меня. Арингароса волновался, что не может принять звонок Учителя, но теперь на душе полегчало: видно, Учитель чувствовал себя достаточно уверенно, раз позвонил прямо в штаб-квартиру «Опус Деи».
Должно быть, в Париже все прошло нормально. Скоро я и сам буду в Париже, думал Арингароса, набирая продиктованный ему номер. Приземлимся мы еще до рассвета. Арингароса летел маленьким самолетом, выполнявшим чартерные рейсы во Францию. О коммерческих в этот час не могло быть и речи, особенно с учетом содержимого его портфеля. В трубке послышались гудки. Ответила женщина:
– Direction Centrale Police Judiciaire[61].
Арингароса растерялся. Этого он не ожидал.
– Э-э… добрый вечер. Меня попросили позвонить по этому телефону.
– Qui etes-vous? – спросила женщина. – Ваше имя?
Арингароса не знал, стоит ли ему называться. Ведь он попал в Центральное управление судебной полиции Франции.
– Ваше имя, месье? – продолжала настаивать дама.
– Епископ Мануэль Арингароса.
– Un moment. – В трубке послышался щелчок. Затем, после паузы, раздался грубоватый мужской голос: – Рад, епископ, что смог наконец услышать вас. Нам с вами надо многое обсудить.

[serghey]

Сангрил… Sang Real… San Greal… Королевская кровь… Чаша Грааля.
Все взаимосвязано.
Священным Граалем является Мария Магдалина… мать царского рода Иисуса Христа. Софи стояла посреди просторного кабинета и растерянно смотрела на Лэнгдона широко раскрытыми глазами. Чем больше она узнавала от Тибинга и Лэнгдона, тем более непредсказуемой становилась эта игра в вопросы и ответы.
– Как видите, дорогая моя, – сказал сэр Тибинг и захромал к книжным полкам, – Леонардо был не единственным, кто пытался рассказать миру правду о Граале. Знатное происхождение Христа исследовалось самым тщательным образом десятками историков. – Он провел пальцем по корешкам нескольких книг.
Склонив голову набок, Софи прочла их названия:
ОТКРЫТИЕ ТАМПЛИЕРОВ:
Тайные хранители истинного происхождения Христа
ЖЕНЩИНА С АЛЕБАСТРОВЫМ КУВШИНОМ: Мария Магдалина и чаша Грааля
ОБРАЗ БОГИНИ В ЕВАНГЕЛИЯХ:
Восстановление священного женского начала – Наверное, это самый известный труд, – сказал Тибинг, достал с полки книгу в потрепанной обложке и протянул ей.
Софи прочла название:
СВЯТАЯ КРОВЬ, СВЯЩЕННЫЙ ГРААЛЬ
Всемирно признанный бестселлер
Софи с недоумением подняла глаза:
– Всемирно признанный бестселлер? Странно, но я никогда о нем не слышала.
– Вы были слишком молоды, дитя мое. В восьмидесятые годы эта книга произвела настоящий фурор. На мой взгляд, авторам не хватило смелости довести до логического конца свой анализ. Но мыслили они в верном направлении. И еще, следует отдать им должное, сумели внедрить идею о царском происхождении Христа в умы широких масс.
– Ну а какова же была реакция Церкви на эту книгу?
– Она, разумеется, привела священников в полное бешенство. Чего и следовало ожидать. Ведь в конечном счете здесь говорится о тайне, которую Ватикан пытался похоронить еще в четвертом веке. Речь, в частности, идет о крестовых походах. О том, как с их помощью собиралась и уничтожалась информация. Ведь угроза, которую Мария Магдалина представляла церковникам раннего христианского периода, была нешуточной. Она не только была женщиной, которой Христос доверил создание Своей Церкви, уже само ее существование доказывало: Церковь умалчивала о том, что у Христа, как и у всякого смертного, могло быть потомство. Более того – Церковь в стремлении защититься от власти Марии Магдалины объявила ее шлюхой и похоронила все свидетельства о женитьбе Христа на Марии, удушив в зародыше саму мысль о потомстве Христа и об исторических свидетельствах Его земного, а не божественного происхождения.
Софи взглянула на Лэнгдона, тот кивнул:
– Можете мне поверить, Софи, там приведено достаточно исторических доказательств.
– Признаю, – сказал Тибинг, – реакция была чрезмерно жестока, но и Церковь можно понять. У нее были весьма серьезные основания хранить эти сведения в тайне. Церковь бы серьезно пострадала, если бы вдруг они оказались преданы широкой огласке. Ребенок Иисуса подорвал бы саму идею Его божественного происхождения, подорвал бы сами основы и устои Христианской церкви, провозгласившей себя единственным связующим звеном между Богом и людьми, единственными вратами, через которые человек может попасть в Царствие Небесное.
– Роза с пятью лепестками… – задумчиво произнесла Софи, разглядывая корешок одной из книг. Точно такой же узор выгравирован на шкатулке палисандрового дерева.
Тибинг взглянул на Лэнгдона и усмехнулся:
– А она наблюдательная девочка. – Потом обернулся к Софи. – Это символ Грааля, созданный Приоратом. Символ Марии Магдалины. Поскольку имя ее было запрещено Церковью, она получила несколько псевдонимов. Ее называли Сосудом, чашей Грааля и Розой. – Он сделал паузу. – Символ Розы напрямую связан с пятиконечной звездой Венеры и Компасом Розы. Кстати, само слово «роза» звучит одинаково в английском, французском, немецком и многих других языках.
– Роза, – вставил Лэнгдон, – является также анаграммой слова «Эрос», в латинском написании «Eros». А Эрос – бог плотской любви в Древней Греции.
Софи удивленно взглянула на него, а Тибинг продолжил:
– Роза всегда была главным символом женской красоты и сексуальности. В первобытных культах богини пять лепестков символизировали пять ипостасей жизни женщины: рождение, менструация, материнство, менопауза и, наконец, смерть. – Он взглянул на Роберта. – Возможно, специалисту по символам есть что добавить?
Роберт замялся. Пауза затянулась.
– О Господи! – воскликнул Тибинг. – Эти американцы такие ханжи! – Он обернулся к Софи. – Просто Роберт стесняется вам сказать, что цветок розы напоминает женские гениталии, тот прекрасный бутон, из которого вышло на свет Божий все человечество. И если вы когда-нибудь видели картины Джорджии О'Кифф, вы бы точно поняли, что я имел в виду.
– Главное, – заметил Лэнгдон, подходя к книжным полкам, – что все эти книги объединяет одна весьма важная мысль.
– Что Иисус был отцом? – неуверенно спросила Софи.
– Да, – ответил Тибинг. – И что Мария Магдалина была тем сосудом, тем священным лоном, что носило Его знатного наследника. По сей день Приорат Сиона почитает Марию Магдалину как богиню, Грааль, Розу и Богоматерь.
Софи вновь вспомнился ритуал, нечаянной свидетельницей которого она стала в доме деда.
– Согласно Приорату, – продолжил Тибинг, – Мария Магдалина была беременна, когда Христа распяли. Чтоб спасти еще не рожденное дитя Иисуса, она покинула Святую землю, другого выхода у нее просто не было. С помощью дяди Иисуса, верного Иосифа Аримафейского, Мария Магдалина тайно бежала во Францию, известную тогда под названием Галлия. Там она нашла убежище в еврейской общине. Там же, во Франции, родила дочь. Девочку назвали Сарой.
Софи удивленно вскинула на него глаза:
– Так они даже знали имя ребенка?
– Не только это. Жизни Магдалины и Сары скрупулезно! описаны в хрониках их защитниками. Следует помнить, что ребенок Магдалины принадлежал к знатному роду еврейских царей – Давида и Соломона. А потому евреи, обосновавшиеся во Франции, высоко чтили Магдалину, считали ее продолжательницей царского рода. Множество историков той эпохи составили подробнейшие жизнеописания Марии Магдалины во Франции, упоминалось и о рождении Сары. А затем составили и ее жизнеописание, и генеалогическое древо ее потомков.
Софи была поражена.
– Так, значит, существует генеалогическое древо самого Христа?
– Да, разумеется. И эти сведения легли в основу, стали краеугольным камнем документов Сангрил. Подробнейшее генеалогическое древо потомков Христа.
– Но что толку от этих документов? – воскликнула Софи. – Ведь доказательств никаких. Историки наверняка не могут подтвердить их аутентичность.
Тибинг усмехнулся:
– Не более чем могут подтвердить аутентичность Библии.
– В смысле?
– В том смысле, что история всегда пишется победителями. И когда происходит столкновение двух культур, проигравший как бы вычеркивается, а победитель начинает писать новые книги по истории, книги, прославляющие его деяния и унижающие побежденного противника. Как однажды сказал Наполеон: «Что есть история, как не басня, в которую договорились поверить?» – Он улыбнулся. – В силу своей природы история – это всегда односторонняя оценка событий. Софи подобное никогда в голову, не приходило.
– Документы Сангрил повествуют о другой, неизвестной нам стороне жизни Христа. Прочтя их, человек волен сделать собственный выбор, но какую сторону он примет, зависит от его веры и личного опыта. Главное, что информацию эту удалось сохранить. Документы Сангрил состоят из тысяч страниц текста. Те немногие свидетели, которым удалось видеть это сокровище, утверждают, будто хранится оно в четырех огромных тяжелых сундуках. Говорят, в сундуках этих лежат так называемые Бумаги пуристов. Это тысячи страниц документов доконстантиновской эпохи, написанных самыми ранними последователями Христа. Там Иисус предстает как живой человек, учитель и проповедник. Ходят также слухи о том, что частью сокровища являются легендарные "Q "-документы – рукопись, существование которой признает даже Ватикан. Это книга проповедей Христа, предположительно написанная Его собственной рукой.
– Написанная самим Христом?!
– Да, конечно, – кивнул Тибинг. – Лично я не вижу в том ничего удивительного. Почему бы Христу и не вести записей о Своем пастырстве? Ведь в наши дни это делают очень многие. Еще один документ взрывной силы – это рукопись под названием «Дневники Магдалины». Рассказ самой Марии Магдалины о ее взаимоотношениях с Христом, о том, как Его распяли, о побеге и жизни во Франции.
Какое-то время Софи молчала, осмысливая услышанное.
– Так эти четыре сундука документов и были тем сокровищем, которое тамплиеры обнаружили под развалинами храма Соломона?
– Да, верно. Именно эти документы сделали рыцарей такими могущественными. Документы, ставшие предметом бесчисленных поисков и спекуляций на тему Грааля.
– Но ведь вы сами говорили, что Грааль – это Мария Магдалина. Если люди заняты поисками документов, к чему им называть их поисками чаши Грааля?
Тибинг помедлил с ответом. – Дело в том, что в тайнике, где спрятан Грааль, находится также саркофаг.
За окнами в ветвях деревьев завывал ветер. Теперь Тибинг говорил, понизив голос:
– Поиски чаши Грааля на самом деле не что иное, как стремление преклонить колени перед прахом Марии Магдалины. Это своего рода паломничество с целью помолиться отверженной, утраченному священному женскому началу.
Софи вдруг оживилась:
– Так вы говорите, тайник, где находится Грааль, – это… могила?
Карие глазки Тибинга приняли мечтательное выражение.
– Да. И там, в этой могиле, покоится не только тело Марии Магдалины, но и документы, рассказывающие истинную историю ее жизни. Все поиски чаши Грааля были на деле поисками Магдалины, обманутой и попранной царицы, похороненной вместе с доказательствами ее неотъемлемого права на власть.
Софи ожидала продолжения рассказа, но Тибинг внезапно умолк. Многое еще оставалось непонятным, в частности история деда.
– Члены Приората… – решилась она наконец. – Выходит, все эти годы они охраняли тайну документов Сангрил и место захоронения Магдалины?
– Да, но у братства был еще один, не менее важный долг – защитить потомство Христа. Ведь все эти люди находились в постоянной опасности. Ранняя Церковь боялась, что если эта ветвь рода Христова разрастется, то выплывет тайна Христа и Магдалины, а это подорвет устои католической доктрины о Мессии божественного происхождения, который никак не мог вступать в половую связь с женщинами. – Он умолк на секунду, затем продолжил: – Тем не менее род Христов благополучно рос и развивался втайне от всех во Франции, и сведения о нем всплыли на поверхность только в пятом веке, когда он соединился с французской королевской кровью, основав династию, известную как Меровинги.
Эта новость потрясла Софи. О Меровингах был наслышан каждый французский студент.
– Меровинги, которые основали Париж?
– Да, они самые. И это одна из причин, по которой легенда Грааля особенно популярна во Франции. Вы когда-нибудь слышали о короле Дагоберте? Софи помнила, что вроде бы это имя звучало на уроках французской истории.
– Кажется, Дагоберт был королем Меровингов? И ему проткнули глаз кинжалом, когда он спал?
– Совершенно верно. В конце седьмого века он пал жертвой заговора Пипина Молодого, опиравшегося на поддержку Ватикана. С убийством Дагоберта династия Меровингов практически перестала существовать. К счастью, сын Дагоберта, Сигизберт, уцелел и позже продолжил род. Потомком его являлся Годфруа де Буйон, основатель Приората Сиона.
– Тот самый человек, – подхватил Лэнгдон, – который приказал рыцарям-тамплиерам разыскать документы Сангрил, выкопать их из-под развалин храма Соломона и таким образом доказать, что династия Меровингов ведет свое начало от Иисуса Христа.
Тибинг кивнул и тяжело вздохнул.
– Обязанности Приората Сиона в современном его виде можно разделить на три составляющие. Во-первых, братство должно защищать документы Сангрил. Во-вторых, должны беречь могилу Марии Магдалины. И наконец, третье – они должны поддерживать и защищать потомков королевской династии Меровингов, нескольких членов семьи, доживших до наших дней.
Софи ощутила, как ее охватывает дрожь волнения. Потомки Христа дожили до наших дней! В ушах звучал шепот деда. Принцесса, я должен рассказать тебе правду о твоей семье.
Ее словно током пронзило до самых костей.
Царская кровь.
Нет, это просто представить невозможно!..
Принцесса Софи.
– Сэр Лью! – раздался из селекторной коробки на стене голос слуги Тибинга, и Софи вздрогнула от неожиданности. – Не заглянете ли ко мне на кухню на минутку?
Тибинг недовольно нахмурился: он не любил, когда его отрывали от дела. Подошел к коробке, надавил на кнопку.
– Ты же знаешь, Реми, я занят со своими гостями. Если нам сегодня что-то понадобится на кухне, мы и сами сможем взять, без твоей помощи. Так что спасибо и спокойной ночи.
– Надо перемолвиться словечком. Пожалуйста, если не трудно, сэр. Тибинг проворчал что-то и снова надавил на кнопку.
– Ладно, выкладывай. Только быстро, Реми.
– Это дело сугубо домашнее, сэр, не предназначено для ушей гостей.
Тибинг поразился:
– И что, никак нельзя подождать до утра?
– Никак, сэр. Это ненадолго, всего на минутку.
Тибинг театрально закатил глаза и покосился на Лэнгдона и Софи:
– Нет, иногда я просто не понимаю, кто у кого находится в услужении! – Он снова нажал на кнопку: – Сейчас приду, Реми. Может, захватить чего-нибудь для тебя?
– Разве что свободу от гнета, сэр.
– А известно ли тебе, Реми, что единственной причиной, по которой ты до сих пор у меня служишь, являются твои фирменные бифштексы с перцем?
– Как скажете, сэр. Вам виднее.

[serghey]

Принцесса Софи.
Софи слушала, как, постукивая костылями, удаляется по коридору сэр Тибинг, и вдруг ощутила себя опустошенной. Она обернулась, молча ища глазами Лэнгдона. Тот, словно прочитав ее мысли, покачал головой.
– Нет, Софи, – прошептал он. – Та же мысль пришла мне в голову, когда я понял, что ваш дед был членом Приората. Когда вы сказали, что он собирался открыть вам секрет о семье. Но это невозможно. – Лэнгдон на секунду умолк. – Соньер… эта фамилия не имеет отношения к Меровингам.
Софи не знала, как ей реагировать: огорчаться или радоваться. Чуть раньше Лэнгдон как бы между делом задал ей странный вопрос о девичьей фамилии матери. Фамилия матери Софи до брака была Шовель. Теперь она поняла смысл вопроса.
– Ну а Шовель? – осторожно спросила Софи. И снова он отрицательно покачал головой: – Простите. Следовало бы объяснить вам раньше. Осталось лишь две линии прямых потомков Меровингов. И фамилии этих семей – Плантар и Сен-Клер. Обе эти семьи живут где-то, очевидно, под защитой Приората.
Софи мысленно повторила эти фамилии, чтобы запомнить, затем покачала головой. Ни один из членов ее семьи не носил фамилии Плантар или Сен-Клер. И тут вдруг на нее навалились тоска и странное оцепенение. Она понимала, что ни на шаг не продвинулась к пониманию того, какую тайну собирался поведать ей дед. Лучше бы уж он вообще не упоминал о ее семье. Он задел старые раны, оказалось, что они так и не зажили. Они мертвы, Софи. Они никогда уже не вернутся. Она вспомнила маму, вспомнила, как та пела ей колыбельные перед сном. Вспомнила, как отец, посадив ее на плечи, весело скачет по комнате, а бабушка и младший брат улыбаются, смотрят на них яркими зелеными глазами. И все это у нее украдено. Остался один лишь дед.
А теперь, когда и он ушел, я совсем одна.
Софи обернулась к «Тайной вечере» и принялась разглядывать Марию Магдалину, женщину с длинными рыжими волосами и добрыми грустными глазами. Было в глазах этой женщины нечто, заставлявшее Софи вспомнить о потере близких и любимых.
– Роберт… – тихо окликнула она. Лэнгдон подошел поближе.
– Лью только что говорил, что история Грааля… она лежит на поверхности. Сегодня я впервые об этом услышала.
Лэнгдон хотел было утешающим жестом положить ей руку на плечо, но воздержался.
– Вы слышали эту историю и прежде, Софи. Каждый слышал. Просто не совсем понимали, о чем идет речь.
– Я и сейчас не понимаю.
– История Грааля как бы везде и в то же время являет собой тайну. Когда Церковь, причислив Марию Магдалину к отверженным, хотела запретить все разговоры о ней, ее история стала передаваться по скрытым каналам, в основном в форме метафор и символов.
– Да, конечно, это я понимаю. Через искусство. Лэнгдон указал на «Тайную вечерю»:
– Вот превосходный пример. Да и многие современные произведения изобразительного искусства, литература, музыка говорят о том же. Об истории Марии Магдалины и Христа. И Лэнгдон рассказал ей о работах да Винчи, Боттичелли, Пуссена, Бернини, Моцарта и Виктора Гюго, где в завуалированной форме делалась попытка восстановить запрещенный церковниками образ священного женского начала. Сказки и легенды о Зеленом рыцаре, короле Артуре, даже о Спящей красавице были аллегориями Грааля. «Собор Парижской Богоматери» Виктора Гюго, «Волшебная флейта» Моцарта изобилуют масонскими символами и аллюзиями с историей Грааля.
– Стоит только раскрыть глаза, – продолжил Лэнгдон, – стоит только понять, что на самом деле есть Грааль, и вы увидите его повсюду. В живописи. Музыке. Литературе. Даже в мультфильмах, развлекательных парках и самых популярных художественных фильмах.
Лэнгдон отвернул манжет рубашки и продемонстрировал ей часы с Микки-Маусом, а потом рассказал о том, как всю жизнь Уолт Дисней работал над тем, чтобы передать историю Грааля будущим поколениям. За это друзья даже прозвали его современным Леонардо да Винчи. Ведь оба эти человека опережали свое время, были чрезвычайно одаренными художниками, членами тайных обществ и, что самое главное, заядлыми шутниками. Подобно Леонардо, Уолт Дисней просто обожал использовать в своем искусстве зашифрованные послания и символические знаки. Любой мало-мальски опытный ученый, специалист по символам, мог отыскать в ранних фильмах Диснея целую лавину метафор и аллюзий.
Большинство тайных посланий Диснея были тесно связаны с религией, языческими мифами и историями сверженной богини. Далеко не случайно он экранизировал такие популярные сказки, как «Золушка», «Спящая красавица» и «Белоснежка», – все они повествовали об угнетении священного женского начала. Не нужно быть ученым, сведущим в символике, чтобы догадаться: Белоснежка – это принцесса, впавшая в немилость после того, как посмела откусить от отравленного яблока. Здесь просматривается прямая аллюзия с грехопадением Евы в садах Эдема. Или же принцесса Аврора из «Спящей красавицы». Тайное ее имя – Роза, и Дисней прячет красавицу в дремучем лесу, чтобы защитить от злой ведьмы. Чем вам не история Грааля, только для детей?
Кино – искусство корпоративное, и Дисней сумел заразить своих сотрудников духом игры. Многие его художники развлекались тем, что вводили в фильмы тайные символы. Лэнгдон часто вспоминал, как один из его студентов принес на занятия кассету с фильмом «Король-лев». Когда пленку стали прокручивать, он остановил ее в определенном месте, и все вдруг отчетливо увидели слово «SEX», плавающее над головой льва Симбы и состоящее из мелких частичек пыли. Хотя Лэнгдон подозревал, что это скорее шутка мультипликатора, а не сознательное использование аллюзии с сексуальностью язычников, он с тех пор перестал недооценивать значение символов в творчестве Диснея. Его «Русалочка» являла собой совершенно завораживающий гобелен, столь искусно сотканный из символов утраченной богини, что это не могло быть простым совпадением.
Впервые увидев «Русалочку», Лэнгдон едва сдержал возглас изумления и восторга. Он заметил, что картина в подводном царстве Ариэль – не что иное, как произведение художника семнадцатого века Джорджа де ла Тура «Кающаяся Магдалина» – дань уважения и памяти запрещенному образу Марии Магдалины. И вообще весь этот полуторачасовой фильм являл собой коллаж прямых символических ссылок на потерянную святость Исиды, Евы, богини рыб, а также Марии Магдалины. В самом имени русалочки – Ариэль – просматривались тесные связи со священным женским началом, в Книге пророка Исайи оно было синонимом «осажденного Вавилона». Ну и, разумеется, длинные рыжие волосы Русалочки тоже не были простым совпадением.
В коридоре послышался стук костылей сэра Тибинга. Вот он вошел, остановился в дверях, и выражение лица его было суровым.
– Вам лучше объясниться, Роберт, – холодно и строго произнес он. – Вы были нечестны со мной.

[serghey]

– Просто меня подставили, Лью, – пробормотал Лэнгдон, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие. Вы же меня знаете. Разве я способен убить человека? Но Тибинг не смягчился. – Да ваше фото показывают по телевизору! Вам было известно, что вас, черт побери, разыскивает полиция?
– Да.
– Тогда вы обманули мое доверие. Нет, такого я от вас никак не ожидал. Удивлен, что вы подвергли меня такому риску. Явились в мой дом, просили рассказать о Граале, и все с одной целью – спрятаться здесь.
– Я никого не убивал.
– Но Жак Соньер мертв, и полиция утверждает, что преступление совершили вы. – Тибинг помрачнел. – Такой огромный вклад в развитие искусства…
– Сэр! – В дверях появился дворецкий и встал у Тибинга за спиной, скрестив на груди руки. – Давайте я выставлю их вон!
– Нет уж, позвольте мне. – Тибинг прошел по кабинету к дверям террасы, распахнул. Они открывались на лужайку за домом. – Будьте любезны, ступайте к своей машине и уезжайте отсюда!
Софи не двинулась с места.
– У нас есть информация о clefde voute. Краеугольном камне Приората.
Тибинг пристально смотрел на нее несколько секунд и презрительно фыркнул:
– Хитрая уловка! Роберт знает, как я искал его.
– Она говорит правду, – сказал Лэнгдон. – Именно за этим мы и приехали к вам. Поговорить о краеугольном камне.
Тут решил вмешаться дворецкий:
– Убирайтесь, или я позову полицию!
– Лью, – прошептал Лэнгдон, – мы знаем, где он находится. Похоже, решимость Тибинга была несколько поколеблена. Реми грозно надвигался на них.
– Вон отсюда! Быстро! Иначе я силой…
– Реми! – прикрикнул Тибинг на своего слугу. – Прошу прощения, но ты должен выйти отсюда на секунду.
У дворецкого просто челюсть отвисла от удивления.
– Но, сэр?.. Я категорически против! Эти люди…
– Я сам ими займусь! – И Тибинг указал на дверь.
В комнате воцарилась напряженная тишина. Реми вышел, точно побитая собака.
Из распахнутых настежь дверей тянуло прохладным ветерком. Тибинг обернулся к Софи и Лэнгдону: – Вот так-то лучше. И что же вам известно о краеугольном камне?
Засевший в густом кустарнике под окном кабинета Тибинга Сайлас прижимал к груди пистолет и не сводил глаз с освещенных окон. Всего несколько секунд назад, обходя дом, он приметил Лэнгдона и ту самую женщину. Они находились в кабинете и о чем-то оживленно говорили. Не успел он двинуться с места, как в кабинет вошел на костылях какой-то пожилой мужчина и начал кричать на Лэнгдона, а затем потребовал, чтобы оба они убирались вон. Тогда женщина упомянула о краеугольном камне, и ситуация резко изменилась. В комнате уже никто не кричал, говорили шепотом. И стеклянные двери поспешили закрыть.
Прятавшийся в тени Сайлас всматривался сквозь стекло. Краеугольный камень находится где-то здесь, в доме. Он чувствовал это.
Он придвинулся к окну еще на несколько дюймов, стараясь расслышать, о чем говорят эти трое. Он решил дать им еще пять минут. Если за это время не обнаружится, где спрятано сокровище, Сайлас ворвется в дом и добудет признание силой.
Лэнгдон почти физически ощущал изумление, охватившее хозяина дома.
– Великий мастер? – недоверчиво произнес тот, не сводя глаз с Софи. – Жак Соньер?
Она молча кивнула.
– Но откуда вы об этом знаете?
– Просто Жак Соньер был моим дедом.
Тибинг так и отпрянул, затем метнул вопросительный взгляд в сторону Лэнгдона. Тот кивнул. Тогда Тибинг вновь обратился к Софи:
– Мисс Невё, вы просто лишили меня дара речи. Если это правда, сочувствую вашей потере. Должен признаться, в ходе исследований я составил список парижан, которые, по моим предположениям, могли иметь отношение к Приорату Сиона. И Жак Соньер входил в этот список наряду со многими другими потенциальными кандидатами. Но чтобы Великий мастер, как вы утверждаете?.. Это просто представить невозможно! – Какое-то время Тибинг молчал, затем покачал головой. – И все равно концы с концами здесь явно не сходятся. Даже если ваш дед и был членом Приората и Великим мастером, даже если он сам изготовил краеугольный камень, он бы ни за что не выдал вам его местонахождение. Ведь камень открывает дорогу к главному сокровищу братства. И внучка вы ему или нет, вы не могли быть посвящены в эту тайну.
– Месье Соньер оставил это сообщение, уже умирая, – сказал Лэнгдон. – У него не было другой возможности. И выбора тоже.
– А он в них и не нуждался, – возразил ему Тибинг. – В Приорате всегда существовали еще трое senechaux, знавших эту тайну. В том-то и заключалась прелесть системы. Назначается новый Мастер, тут же выбирается новый senechal, они-то и разделяют тайну краеугольного камня.
– Боюсь, вы не видели передачу целиком, – сказала Софи. – Ночью, помимо моего деда, были убиты еще трое весьма известных парижан. И все – аналогичным способом. И на теле у каждого – следы пыток.
Тибинг разинул рот:
– Так вы думаете, это были…
– Senechaux, – закончил за него Лэнгдон.
– Но как? Ведь убийца не мог знать всех четырех высших доверенных лиц Приората Сиона! Да взять хотя бы меня! На протяжении десятилетий я занимался изучением этой организации, но так до сих пор и не знаю имени ни единого члена Приората. Просто представить невозможно, чтобы все три senechaux и сам Великий мастер были обнаружены и убиты в один день!
– Сомневаюсь, чтобы информация о них собиралась всего один день, – заметила Софи. – Все это похоже на некий грандиозный план по уничтожению организации. И здесь наверняка были задействованы технические средства, применяемые в борьбе с организованными преступными синдикатами. Если, допустим, судебная полиция вознамерится покончить с какой-то преступной группировкой, полицейские тайно будут наблюдать и прослушивать на протяжении месяцев всех главных подозреваемых, чтобы затем взять их одновременно. Все это очень походит на обезглавливание. Без лидеров любая группа распадается, начинается хаос, вся новая информация предается огласке. Вполне возможно, кто-то долго и пристально наблюдал за Приоратом, а затем совершил нападение в надежде, что лидеры выдадут краеугольный камень.
Похоже, ей не удалось убедить Тибинга.
– Но братья ни за что не заговорили бы. Они дали клятву хранить тайну. Молчать даже под угрозой смерти.
– Вот именно, – сказал Лэнгдон. – Все это означает, что тайны они так и не выдали. И потому были убиты…
Тибинг тихонько застонал.
– Тогда о месте, где находится камень, уже никто никогда не узнает!
– И о местонахождении Грааля – тоже, – добавил Лэнгдон. У Тибинга от огорчения подкосились ноги, и он грузно опустился в кресло, где и сидел, уставясь невидящим взором в окно.
Софи подошла к нему.
– Если мой дед действительно был тем, кем мы предполагаем, – мягко начала она, – тогда возможно, что он в момент отчаяния все же решился передать тайну человеку, не состоящему в братстве. Кому-то из членов семьи.
Тибинг побледнел.
– Но это значит, есть человек, способный совершить такое нападение… сумевший так много узнать о братстве… – Он умолк, лицо его исказилось от страха. – Только одна сила в мире способна на это. Такого рода операцию мог осуществить лишь старейший враг Приората.
– Церковь? – предположил Лэнгдон.
– Кто же еще? Рим искал Грааль на протяжении веков.
Софи восприняла эту версию скептически.
– Так вы считаете, Церковь убила моего деда?
– Если да, то это будет не единственный случай в истории, когда Церковь убивает, чтобы защитить себя, – сказал Тибинг. – Документы, хранящиеся вместе с Граалем, обладают взрывной силой, на протяжении столетий Церковь мечтала уничтожить их.
Лэнгдон усомнился в этом его утверждении. Вряд ли нынешняя Церковь станет убивать людей с целью завладеть какими-то, пусть даже очень важными, документами. Лэнгдон встречался с новым папой и многими его кардиналами и знал, что люди эти глубоко духовные, истинно верующие. Они бы ни за что и никогда не одобрили убийство. Пусть даже ставки очень высоки. Похоже, Софи разделяла его мнение.
– А есть вероятность того, что члены братства были убиты кем-то вне Церкви? Кем-то, кто не знает и не понимает, что на самом деле представляет собой Грааль? Ведь сама по себе чаша Христова – это огромная, неизмеримая ценность. Охотники за сокровищами убивали порой и за меньшее.
– По своему опыту знаю, – сказал Тибинг, – человек заходит куда дальше, стремясь защитить свою жизнь, нежели обрести желаемое. В этой атаке на Приорат чувствуется отчаяние.
– Лью, – перебил его Лэнгдон, – ваши аргументы весьма парадоксальны. К чему католическому духовенству убивать членов Приората, чтобы найти и уничтожить документы, которые они все равно считают фальшивкой?
Тибинг усмехнулся:
– Гарвардские башни слоновой кости размягчили вас, Роберт. Да, нынешнее римское духовенство Господь наделил искренней и сильной верой. А потому их вера способна противостоять любым нападкам, в том числе и свидетельствам документов, противоречащим тому, что дорого и близко их сердцу. Но весь остальной мир? Как насчет тех, кто смотрит на творящиеся в нем жестокости и спрашивает: где же он, ваш Бог? Или смотрит на скандалы и распри, раздирающие Церковь, и вопрошает: как смеют эти люди претендовать на звание наместников Бога на земле, толковать нам об истинах Христовых и лгать, покрывая своих же священников, совращающих малолеток? – Тибинг перевел дух и продолжил: – Что происходит со всеми этими людьми, Роберт, если есть убедительные научные доказательства, по которым церковная версия истории Христа далека от истинной? И если величайшая из всех в мире историй превратилась просто в самую распродаваемую?
Лэнгдон не ответил.
– Тогда я скажу вам, что произойдет, если вдруг всплывут эти документы, – сказал Тибинг. – Ватикан столкнется с кризисом веры, которого не знал на протяжении всей двухтысячелетней истории христианства.
Повисла долгая пауза. Потом Софи заметила:
– Но если в нападении действительно замешана Церковь, почему это произошло именно сейчас? После долгих лет? Приорат по-прежнему хранит документы Сангрил в тайне. И пока они не представляют непосредственной угрозы Церкви. Тибинг многозначительно покосился на Лэнгдона:
– Полагаю, Роберт, вы знакомы с последним обетом Приората?
Лэнгдон замер, затем после паузы ответил:
– Да.
– Мисс Невё, – сказал Тибинг, – на протяжении долгих лет между Церковью и Приоратом существовал негласный договор. Церковь обещала не нападать на Приорат, Приорат же, в свою очередь, обязался хранить документы Сангрил в тайне. – Он помолчал, затем продолжил: – Однако в истории Приората всегда существовал план по обнародованию документов. Получив определенные данные, братство собиралось нарушить обет молчания, с триумфом представить документы всему миру и предать самой широкой огласке подлинную историю Иисуса Христа.
Софи молча смотрела на Тибинга. Потом и сама опустилась в кресло.
– И вы считаете, время пришло? Церковь об этом знает?
– Пока это просто догадки и умозаключения, – ответил Тибинг. – Но лишь это может послужить мотивом массированной атаки на Приорат. С целью отыскать документы, пока еще не поздно.
У Лэнгдона возникло тревожное ощущение, что Тибинг прав.
– Вы действительно считаете, что Церковь может пойти на такой риск?
– Почему нет? Особенно если предположить, что Церкви удалось внедрить своих людей в братство и узнать о планах Приората. Только что наступило третье тысячелетие. Закончились две тысячи лет существования человечества, прошедшие под знаком Рыб, а это, как известно, был знак Иисуса. Любой специалист по астрологии скажет вам, что идеалом поведения человека под этим знаком является полное повиновение высшим силам, поскольку сам человек не способен отвечать за свои мысли и поступки. Этот период отличался пылкой религиозностью. Теперь же человечество входит в новый век. Век Аквария, или Водолея, и здесь будут главенствовать совсем другие идеалы. А суть их в том, что человек должен знать правду, должен действовать и думать самостоятельно. Это настоящий переворот в идеологии, и он происходит прямо сейчас.
Лэнгдона охватил озноб. Сам он никогда не придавал особого значения астрологическим прогнозам, не слишком-то в них верил. Зато знал, что в Церкви немало людей, следящих за ними самым пристальным образом.
– Церковь называет этот переходный период концом дней. Софи состроила гримаску удивления:
– Может, Концом Света? Апокалипсисом?
– Нет, – ответил Лэнгдон. – Это очень распространенное заблуждение. Во многих религиях говорится о конце дней. И речь идет вовсе не о Конце Света, но о конце текущего столетия или эры. Рыбы начали править в эру Христа, господство их продолжалось две тысячи лет, теперь с наступлением нового тысячелетия они уступили место Водолею. Мы перешли в эпоху Водолея, а стало быть, наступил конец дней.
– Кстати, – перебил его Тибинг, – многие историки Грааля считают, что если Приорат все же решится обнародовать правду, это станет поворотным, символическим пунктом в истории человечества. Большинство ученых, занимающихся историей Приората, в том числе и я, ожидали, что этот поступок братства совпадет с наступлением нового тысячелетия. Но судя по всему, этого не случилось. Правда, римский календарь не совсем совпадает с астрологическим, так что полностью исключать возможность нельзя. Видимо, у Церкви имеется информация, что дата эта сместилась, отодвинулась на ближайшее будущее. Или же они встревожились, поверив астрологическим прогнозам. Не знаю. Это предположения. Но по какому бы сценарию ни развивались события, ясно одно: у Церкви был и есть мотив предпринять атаку на Приорат. – Тибинг нахмурился. – И поверьте мне, если Церковь найдет Грааль, она его уничтожит. И документы, и останки благословенной Марии Магдалины. – Он еще больше помрачнел. – И тогда, дорогие мои, с потерей документов Сангрил будут потеряны все доказательства. Церковь окончательно победит в многовековой войне. Истину уже никто не узнает.
Софи медленно вытащила из кармана свитера ключ в форме креста и протянула Тибингу. Он взял, начал разглядывать.
– Бог ты мой! Печать Приората! Откуда это у вас?
– Дед оставил мне. Ночью, перед самой смертью.
Тибинг провел кончиками пальцев по золотому кресту.
– Ключ от какой-то церкви?
Софи собралась с духом:
– Этот ключ обеспечивает доступ к краеугольному камню.
Тибинг резко вскинул голову, безумно расширенные глаза светились недоверием.
– Невероятно! Какую же церковь я пропустил? Ведь я обшарил все, что есть во Франции!
– Это не от церкви, – сказала Софи. – Этот ключ от Депозитарного банка Цюриха.
– Так краеугольный камень в банке? – Тибинг смотрел все так же недоверчиво.
– В сейфе, – сказал Лэнгдон.
– В банковском сейфе? – Тибинг отчаянно затряс головой. – Это невозможно. Краеугольный камень должен быть спрятан под знаком Розы.
– Так и есть, – кивнул Лэнгдон. – Он хранился в шкатулке розового дерева, на крышке – инкрустация в виде розы с пятью лепестками.
Тибинг сидел точно громом пораженный.
– Так вы… видели краеугольный камень? Софи кивнула:
– Да. Мы заходили в этот банк.
Тибинг приблизился к ним, в глазах его светился неподдельный страх.
– Друзья мои, мы должны что-то делать! Краеугольный камень в опасности! Наш долг – защитить его. Что, если есть другие ключи? Возможно, они похищены у убитых senechaux? Ведь Церковь, как и вы, могла получить доступ к тому банку. И тогда…
– Тогда будет слишком поздно, – сказала Софи. – Мы забрали краеугольный камень.
– Что? Вы забрали краеугольный камень из тайника?
– Да не волнуйтесь вы так, – сказал Лэнгдон. – Камень хорошо спрятан.
– Надеюсь, в самом надежном месте?
– Вообще-то, – Лэнгдон не сдержал улыбки, – надежность зависит от того, насколько часто здесь подметают под диваном.
Ветер за стенами Шато Биллет усилился, полы сутаны Сайласа развевались и хлопали, но сам он не покидал своего поста под окном. Он слышал лишь обрывки разговора, но два заветных слова, «краеугольный камень», доносились до него сквозь стекло неоднократно.
Он там.
Слова Учителя были свежи в памяти. Зайди в Шато Биллет. Забери камень. И чтобы никого не трогать!
Но вдруг Лэнгдон и его собеседники почему-то перешли в другое помещение и, выходя, выключили в библиотеке свет. Точно пантера в погоне за добычей, Сайлас подкрался к стеклянным дверям. Двери оказались не заперты, он вошел в комнату и бесшумно затворил их за собой. Из соседней комнаты доносились приглушенные голоса. Сайлас достал из кармана пистолет, снял его с предохранителя и двинулся по коридору.

[serghey]

Лейтенант Колле стоял в полном одиночестве у ворот замка Лью Тибинга и смотрел на огромный дом. Безлюдно. Темно. Прекрасное место для укрытия. С полдюжины его агентов бесшумно занимали позиции вдоль изгороди. Они могли перемахнуть через нее и окружить дом в считанные секунды. Лэнгдон просто не мог выбрать более удобного места для неожиданной атаки людей Колле.
Колле уже собирался позвонить Фашу, но тот его опередил.
Похоже, он был далеко не в восторге от успехов Колле.
– Почему никто не доложил мне, что появилась наводка на Лэнгдона?
– Вы были заняты, говорили по телефону, и я…
– Где именно вы находитесь, лейтенант? Колле продиктовал ему адрес.
– Имение принадлежит британцу по фамилии Тибинг. Лэнгдон преодолел немалое расстояние, чтобы добраться сюда, машина стоит внутри, на территории. Ворота под сигнализацией, но никаких следов насильного вторжения не наблюдается. Так что, судя по всему, Лэнгдон знаком с хозяином этих владений.
– Я выезжаю, – бросил в трубку Фаш. – Никаких действий без меня не предпринимать! Буду руководить всем лично.
Колле ушам своим не верил.
– Но, капитан, вы же в двадцати минутах езды! А мы должны действовать немедленно! Я его выследил. Вместе со мной нас здесь восемь человек. Четверо вооружены автоматами, у остальных при себе пистолеты.
– Дождитесь меня.
– Но, капитан, а что, если у Лэнгдона там заложник? Что, если он заметил нас и попробует уйти? Нам надо брать его сейчас! Мои люди заняли исходные позиции и готовы к операции.
– Лейтенант Колле, я приказываю вам дождаться меня, прежде чем предпринимать какие-то действия. Это приказ, ясно? – И Фаш отключился.
Совершенно потрясенный услышанным, лейтенант Колле выключил мобильник. Какого черта Фаш просит меня подождать? Впрочем, ответ лежал на поверхности. Фаш был знаменит не только своим звериным чутьем, но и гордыней. Фаш хочет присвоить всю славу себе. Показав фото американца по всем телевизионным каналам, Фаш хотел быть уверенным в том, что и его лицо будет мелькать на экране ничуть не реже. А работа Колле состоит в том, чтобы держать осаду до тех пор, пока на взятие «крепости» не прибудет босс.
Никаких действий Колле предпринять пока не мог, а потому погрузился в размышления. И на ум ему пришло еще одно объяснение. Промедление с арестом подозреваемого могло быть вызвано только одним обстоятельством: неуверенностью в виновности этого самого преступника. А вдруг Фаш считает, что Лэнгдон совсем не тот человек? Мысль эта показалась пугающей. Сегодня капитан Фаш из кожи лез вон, чтобы арестовать Лэнгдона, подключил даже Интерпол, а затем и телевидение. Но даже великий и безупречный Безу Фаш не переживет скандала, который поднимется, если он ошибочно обвинил известного американского ученого, показал его лицо по всем каналам, утверждал, что он – подлый убийца. И если теперь Фаш понял, что ошибся, тогда вполне понятен и оправдан его приказ Колле не предпринимать никаких действий. Единственное, чего не хватало в такой ситуации Фашу, так это брать штурмом частные владения ни в чем не повинного англичанина и держать Лэнгдона под прицелом.
Более того, теперь Колле вдруг со всей отчетливостью понял, в чем состоит еще одна странность этого дела. Зачем понадобилось Софи Невё, родной внучке жертвы, помогать подозреваемому в убийстве? Очевидно, агент Невё была твердо убеждена в невиновности Лэнгдона. Кстати, Фаш сегодня выдвигал сразу несколько версий, объясняющих столь непонятное поведение Софи. В том числе и такую: Софи, будучи единственной законной наследницей Соньера, уговорила своего тайного любовника Роберта Лэнгдона убить деда, и все ради денег, которые должна получить по наследству. Возможно, Соньер подозревал об этих ее намерениях, а потому и оставил полиции послание: «P. S. Найти Роберта Лэнгдона». Однако Колле был просто уверен: что-то здесь не так. Не того сорта была эта дамочка, Софи Невё, чтобы оказаться причастной к столь грязной истории.
– Лейтенант! – К нему подбежал один из агентов. – Мы нашли машину.
Колле прошел вслед за агентом ярдов пятьдесят, мимо ворот и дальше вдоль дороги. А потом посмотрел на противоположную ее сторону. Там в кустах, почти неразличимый в тени, был припаркован черный автомобиль «ауди». Судя по номерам, машина была взята напрокат. Колле дотронулся до капота. Еще теплый. Даже горячий.
– Должно быть, именно на этой машине сюда приехал Лэнгдон, – сказал Колле. – Позвоните в компанию по прокату. Выясните, не в угоне ли автомобиль.
– Есть, сэр.
Еще один агент сделал знак Колле подойти поближе к изгороди.
– Вот взгляните-ка, лейтенант, – он протянул Колле бинокль ночного видения, – на ту рощицу, что на холме, в конце аллеи.
Колле нацелил бинокль на холм, подкрутил колесики настройки. Постепенно в фокусе возникли какие-то зеленоватые очертания. Он навел бинокль на изгиб дорожного полотна, затем на рощицу. И, присмотревшись, заметил среди деревьев кузов бронированного фургона. В точности такого же, которому сам чуть раньше, тем же вечером, разрешил выехать с территории Депозитарного банка Цюриха. Он мысленно взмолился о том, чтобы это было просто совпадением, но в глубине души знал – таких совпадений не бывает.
– Вроде бы точно на таком фургоне Лэнгдон с Невё уехали из банка, – сказал агент.
Колле промолчал. Он вспоминал водителя бронированного фургона, которого остановил на выезде. Часы «Ролекс». Его явное нетерпение, стремление побыстрее уехать. А я не удосужился проверить груз.
И тут Колле понял, что в банке, сколь ни покажется это невероятным, кто-то укрывал Лэнгдона и Невё. Мало того, этот человек затем помог им бежать. Но кто? И с какой целью? Может, именно по этой причине Фаш приказал не начинать штурм без него? Может, Фаш понимает, что в эту историю вовлечены не только Невё и Лэнгдон, но и еще какие-то люди… И если Лэнгдон с Невё приехали сюда на бронированном фургоне, кто тогда сидел за рулем «ауди»?
За сотни миль к югу чартерный борт номер 58 летел над Тирренским морем. Несмотря на то что полет проходил гладко – тому благоприятствовала погода, – епископ Арингароса то и дело прижимал ко рту пластиковый пакет. Он был уверен, что ему вот-вот станет худо. От новостей, полученных из Парижа. Там все прошло совсем не так, как он ожидал.
Арингароса вертел на пальце золотое кольцо и пытался побороть охватившее его чувство отчаяния и страха. Все в Париже прошло просто ужасно. Епископ закрыл глаза и вознес молитву о том, чтобы у Безу Фаша хватило средств и сил исправить ситуацию.

[serghey]

Тибинг уселся на диван, поставил на колени шкатулку и долго любовался искусно инкрустированной на крышке розой. Сегодня самая странная и волшебная ночь в моей жизни.
– Поднимите крышку, – шепотом сказала ему Софи.
Тибинг улыбнулся. Не надо меня торопить. Больше десяти лет он искал краеугольный камень, а теперь мечта сбылась, и он хотел насладиться каждой долей секунды этого прекрасного ощущения. Он ласково провел ладонью по полированной крышке, бережно ощупал инкрустацию кончиками пальцев.
– Роза, – прошептал он. Роза, она же Мария Магдалина, она же чаша Грааля. Роза – это компас, указующий путь. Он, Тибинг, оказался круглым дураком. Столько лет обходил все церкви и кафедральные соборы Франции, платил за особый доступ, осмотрел сотни арок под окнами в виде розы в поисках краеугольного камня. Le clef de voute – краеугольный камень под знаком Розы.
И вот Тибинг медленно приподнял крышку.
Едва увидев, что лежит в шкатулке, он понял: это и есть краеугольный камень, иначе просто быть не могло. Он разглядывал цилиндр из светлого мрамора, диски, испещренные буквами. Тибинг был уверен, что где-то уже видел похожий предмет.
– Создан по рисункам из дневников да Винчи, – сказала Софи. – Дед очень любил вырезать такие, это было его хобби.
Ну да, конечно! Тибинг видел эти наброски и гравюры. Ключ к тайне Грааля лежит в этом цилиндре. Тибинг осторожно достал тяжелый криптекс из шкатулки. Он понятия не имел, как открыть цилиндр, но твердо знал одно: сама его судьба заключена внутри. В моменты неудач Тибинг задавался вопросом: будут ли когда-нибудь вознаграждены его поиски и труды? Теперь же все сомнения исчезли. Казалось, он слышал слова, долетевшие до него из глубины веков… слова, вошедшие в основу легенды о Граале.
Vous ne trouvez pas le Saint-Graal, c'est le Saint-Graal gui vous trouve.
He вы находите святой Грааль, это святой Грааль находит вас.
И вот сегодня, каким бы невероятным это ни показалось, Грааль сам пожаловал к нему в дом.
Пока Софи с Тибингом сидели над криптексом и рассуждали о сосуде с уксусом, дисках и о том, каков же может быть пароль, Лэнгдон отнес шкатулку палисандрового дерева к хорошо освещенному столику в углу комнаты, чтобы получше рассмотреть ее. Слова, только что произнесенные Тибингом, не давали ему покоя.
Ключ к Граалю спрятан под знаком Розы.
Лэнгдон поднес шкатулку к свету и тщательно осмотрел инкрустацию. И хотя он не был специалистом-краснодеревщиком, не слишком разбирался в инкрустациях, сразу почему-то вспомнил знаменитый кафельный потолок в одном испанском монастыре неподалеку от Мадрида. Здание простояло три иска, и вдруг плитки потолка начали отваливаться, и под ними появились священные тексты, выцарапанные монахами по сырой штукатурке.
И Лэнгдон снова присмотрелся к розе.
Под знаком Розы.
Sub Rosa.
Тайна.
Шум в коридоре за спиной заставил Лэнгдона обернуться. Но он не увидел ничего, кроме нечетких теней. Очевидно, слуга Тибинга, проходя мимо, наткнулся на что-то в темноте. Лэнгдон снова занялся шкатулкой. Провел пальцем по гладким линиям инкрустации, проверил, нельзя ли вытащить розу, но все было сработано на совесть, держалась она прочно. Даже лезвие бритвы не вошло бы в зазор.
Открыв шкатулку, он начал обследовать внутреннюю сторону крышки. Гладкая плотная поверхность. Лэнгдон немного повернул ее, свет упал под другим углом, и тут он заметил нечто вроде маленького отверстия на внутренней стороне крышки, в самом ее центре. Тогда Лэнгдон закрыл крышку и снова тщательно осмотрел инкрустацию, но никакой дырочки в ней не было.
Значит, отверстие не сквозное.
Оставив шкатулку на столе, он начал оглядывать комнату и заметил пачку бумаг, соединенных скрепкой. Взяв скрепку, вернулся к шкатулке, открыл ее и снова стал разглядывать дырочку. А затем осторожно разогнул скрепку, вставил один ее конец в отверстие и слегка надавил. Ему почти не понадобилось усилий. Послышался тихий щелчок. Лэнгдон закрыл крышку. И увидел: из инкрустации выдвинулся маленький кусочек дерева, точно фрагмент мозаики. А деревянная роза выскочила из крышки и упала на стол.
Онемев от изумления, Лэнгдон разглядывал то место, где только что красовалась роза. Там, в углублении, виднелись четыре строки текста, вырезанные в дереве, безупречно ровные и четкие. Четыре строчки на совершенно незнакомом ему языке.
Буквы напоминают семитские, подумал Лэнгдон, но я понятия не имею, что это за язык!
Тут он уловил за спиной какое-то движение и уже собрался было обернуться, но не успел. Мощнейший удар по затылку, и Лэнгдон рухнул на пол.
Падая, он успел заметить, что над ним навис какой-то бледный призрак и что в руке у этого призрака пистолет. В следующую секунду в глазах потемнело, и он потерял сознание.

[serghey]

Софи Невё хоть и работала в силовых структурах, но до сегодняшнего дня ей не доводилось оказываться под прицелом пистолета. Пистолет, в дуло которого она сейчас смотрела, сжимала бледная рука огромного альбиноса с длинными белыми волосами. Он пожирал ее маленькими красными глазками, и взгляд этот был просто ужасен: преисполнен злобы и ненависти. Одетый в шерстяную сутану, подпоясанную грубой веревкой, альбинос напоминал средневекового монаха. Софи понятия не имела, кто он такой и откуда взялся, но чувствовала: подозрения Тибинга относительно участия в этой истории Церкви оказались не столь уж беспочвенными.
– Вы знаете, за чем я пришел, – произнес монах странным глухим голосом.
Софи с Тибингом сидели на диване, подняв руки, как велел им нападавший. Лэнгдон лежал на полу и тихо стонал. Монах перевел взгляд на криптекс, который Тибинг держал на коленях.
– Вам все равно его не открыть, – с вызовом произнес Тибинг.
– Мой Учитель очень мудр, – ответил монах и подошел ближе, продолжая держать Тибинга и Софи на мушке.
Интересно, подумала Софи, куда запропастился слуга Тибинга? Неужели не слышал, как Роберт рухнул на пол?
– И кто же он, ваш учитель? – спросил Тибинг. – Возможно, мы сможем с ним договориться… за определенную сумму.
– Грааль бесценен. – Монах придвинулся ближе.
– У вас на ноге кровь, – спокойно заметил Тибинг и кивком указал на правую лодыжку монаха, по которой стекала струйка крови. – И вы хромаете.
– Как и вы, – ответил тот и указал на металлические костыли, прислоненные к дивану рядом с Тибингом. – А теперь отдайте мне краеугольный камень.
– Вам известно о краеугольном камне? – удивился Тибинг.
– Не важно, что мне известно. А теперь встаньте, только медленно, и передайте его мне.
– Но мне не так-то просто встать. – Вот и славно. Желательно, чтобы никто не делал резких движений, это в ваших же интересах.
Тибинг взялся правой рукой за костыль, продолжая сжимать в левой цилиндр. Затем с трудом поднялся, выпрямился и, не выпуская тяжелый цилиндр из руки, неуверенно оперся о костыль.
Монах, продолжая целиться в голову Тибинга, подошел еще ближе, теперь их разделяло всего несколько футов. Софи беспомощно наблюдала за тем, как мертвенно-белая рука потянулась к сокровищу.
– У вас все равно ничего не получится, – сказал Тибинг. – Только достойный может вскрыть этот тайник.
Один Господь Бог решает, кто достойный, а кто – нет, подумал Сайлас.
– Он очень тяжелый, – сказал старик на костылях. Руки его дрожали. – Берите быстрее, или я его уроню! – И он покачнулся.
Сайлас быстро шагнул вперед, намереваясь забрать камень, но в этот момент старик потерял равновесие. Один из костылей выскользнул из руки, и старик начал валиться вправо. Нет! Сайлас рванулся вперед, пытаясь подхватить камень, и опустил ствол пистолета. Старик, словно в замедленной съемке, продолжал падать вправо, а потом резко взмахнул левой рукой, и каменный цилиндр выскочил у него из руки и упал на диван. В ту же секунду металлический костыль описал в воздухе широкую дугу и врезался в ногу Сайласа.
Дикая боль пронзила все его тело. Костыль задел подвязку с шипами, они впились в кровоточащую рану. Скорчившись от боли, Сайлас медленно осел на колени, отчего шипы подвязки еще глубже впились в плоть. При падении он, видно, задел спусковой крючок. Грянул оглушительный выстрел, но, по счастью, пуля угодила в потолочное перекрытие. Не успел Сайлас вскинуть пистолет и произвести еще один выстрел, как женщина изо всех сил ударила его ногой в челюсть.
Стоявший у ворот имения лейтенант Колле слышал выстрел. Приглушенный хлопок вверг его в тихую панику. Он уже смирился с тем, что Фаш по приезде получит все лавры за поимку Лэнгдона. Но тут Колле испугался, как бы Фаш не выставил его перед специальной министерской комиссией виновным в пренебрежении долгом офицера и полицейского.
В частном доме воспользовались огнестрельным оружием! А ты торчал у ворот и ждал?..
Колле понимал, что возможность мирного разрешения ситуации миновала. Он также понимал, что, если простоит у ворот хотя бы еще секунду, не предпринимая никаких действий, вся его карьера пойдет прахом. И вот, примериваясь взглядом к железным воротам, Колле принял решение.
Лэнгдон тоже слышал выстрел. В затуманенном сознании он прозвучал словно где-то вдалеке. Он также слышал чей-то крик. Свой собственный?.. Затылок ломило от невыносимой боли, казалось, в черепе кто-то просверливал дырку. Где-то рядом говорили люди.
– Где ты был, черт побери? – орал Тибинг. В комнату ворвался дворецкий:
– Что случилось? О Господи, Боже ты мой! Кто это? Я вызову полицию!
– Дьявол! Чтобы никакой полиции! Лучше займись делом. Сделай что-нибудь, чтобы утихомирить этого монстра.
– И льда принесите! – крикнула вдогонку Софи.
Тут Лэнгдон снова отключился. Потом опять голоса. Какое-то движение. И он понял, что сидит на диване. Софи прижимает к его голове пакет со льдом. Голова болит просто ужасно. Наконец в глазах у него прояснилось, и он увидел тело на полу. Это что, галлюцинация?.. Да вроде бы нет. Огромный альбинос в монашеской сутане, руки и ноги связаны, рот заклеен куском скотча. Подбородок разбит, сутана над правым бедром пропитана кровью. И он, похоже, приходит в себя.
Лэнгдон осторожно повернулся к Софи:
– Кто это? Что здесь произошло? Над ним склонился Тибинг:
– Вас спас от гибели рыцарь, гарцующий на коне по кличке Акме Ортопедик.
Что? Лэнгдон попытался выпрямиться. Софи нежно дотронулась до его плеча: – Погодите, не спешите, Роберт. – Похоже, – заметил Тибинг, – я только что продемонстрировал вашей очаровательной приятельнице преимущества своего плачевного состояния. Калек не следует недооценивать, друг мой.
Сидевший на диване Лэнгдон не сводил глаз с распростертого на полу монаха, пытаясь сообразить, что же все-таки произошло.
– На нем была подвязка, – прошептал Тибинг.
– Что?
Тибинг указал на валявшуюся на полу окровавленную плетеную полоску, утыканную шипами:
– Пояс для самобичевания. Он носил его на бедре. Я хорошо прицелился.
Лэнгдон потер лоб. Он слышал о всяких приспособлениях для самобичевания.
– Но как… вы узнали? Тибинг усмехнулся:
– Христианство – предмет моих многолетних исследований, Роберт. Есть секты, члены которых носят на рукавах вот такие сердечки. – И он указал костылем на окровавленную сутану монаха. – Видите?
– «Опус Деи»… – прошептал Лэнгдон. И вспомнил недавние разоблачения в средствах массовой информации, антигероями которых стали несколько видных бизнесменов из Бостона, являвшихся членами «Опус Деи». Этих людей обвиняли в том, что под дорогими костюмами-тройками они носят специальные подвязки с шипами. Впрочем, вскоре выяснилось, что это не так. Подобно многим членам «Опус Деи», эти бизнесмены проходили стадию «испытания» и умерщвлением плоти не занимались. Все они оказались истовыми католиками, заботливыми мужьями и отцами, а также верными членами своей религиозной общины. Впрочем, неудивительно, что пресса подняла такой шум – это стало лишь предлогом для разоблачения более последовательных в своих действиях постоянных членов секты. Таких, как, к примеру, этот монах, лежащий сейчас на полу перед Лэнгдоном.
Тибинг не сводил глаз с окровавленной подвязки.
– С чего это вдруг секта «Опус Деи» занялась поисками Грааля? Лэнгдон еще плохо соображал, а потому не ответил.
– Роберт! – воскликнула Софи, подойдя к палисандровой шкатулке. – Что это? – В руках она держала маленькую розу, еще недавно красовавшуюся на крышке.
– Она закрывала надпись на шкатулке. Думаю, текст подскажет нам, как открыть криптекс.
Не успели Софи с Тибингом как-то отреагировать на это открытие, как раздался вой сирен и из-за холма на дом начала надвигаться волна синих полицейских мигалок.
Тибинг нахмурился:
– Похоже, друзья мои, нам следует принять какое-то решение. И чем быстрее, тем лучше.

[serghey]

Выбив входную дверь, Колле и его агенты ворвались в замок сэра Лью Тибинга с оружием наготове. И тут же начали обыскивать все комнаты на первом этаже. На полу в гостиной обнаружили отверстие от пули, следы борьбы, пятна крови, использованный рулон скотча и какой-то странный предмет – плетеный ремешок, усеянный шипами. Но ни единой живой души в этих помещениях не оказалось.
Колле уже собирался разделить своих людей на две группы и отправить обыскивать подвал и подсобные помещения за домом, как вдруг сверху послышались голоса.
– Они там!
Перепрыгивая сразу через три ступеньки, Колле с агентами бросились наверх по широкой лестнице и принялись осматривать комнату за комнатой второго этажа. Там находились погруженные во тьму спальни, двери тянулись вдоль длинного коридора, и звук голосов, как показалось, доносился из самой последней комнаты в конце. Агенты крались по коридору, перекрывая все возможные пути к бегству.
Приблизившись к последней спальне, Колле увидел, что дверь и нее распахнута настежь. Голоса внезапно смолкли, их сменил оранный звук, напоминавший шум какого-то механизма. Колле вскинул руку и тем самым дал сигнал. Агенты стали по бокам от двери. Сам он осторожно сунул в проем руку, нащупал выключатель и включил свет. В следующее мгновение он вместе со своими людьми ворвался в комнату. Подбадривая агентов, Колле вопил и целился из своего револьвера… в ничто.
Комната была совершенно пуста. Ни единой живой души.
Шум автомобильного мотора доносился из черной электронной панели на стене, возле кровати. Колле уже видел такие в этом доме. Нечто вроде домофона. Он подскочил и стал осматривать прибор. На панели примерно с дюжину кнопок, под каждой – наклейка с надписью.
КАБИНЕТ… КУХНЯ… ПРАЧЕЧНАЯ… ПОДВАЛ… Так откуда, черт возьми, этот звук автомобильного мотора? СПАЛЬНЯ ХОЗЯИНА… СОЛЯРИЙ… АМБАР… БИБЛИОТЕКА…
Амбар! Через несколько секунд Колле был уже внизу, мчался по направлению к задней двери, прихватив по пути одного агента. Мужчины пересекли лужайку за домом и, задыхаясь, подбежали к серому старому амбару. Не успев войти, Колле услышал замирающий рокот автомобильного мотора. Держа пистолет наготове, он толкнул дверь и включил свет.
Амбар представлял собой нечто среднее между складом и мастерской. Справа – газонокосилки, садовый инвентарь, какие-то ящики и мешки. Рядом, на стене, уже знакомая панель домофона. Одна из кнопок вдавлена, под ней маленькая табличка:
КОМНАТА ДЛЯ ГОСТЕЙ 11
Колле, кипя от ярости, отвернулся. Они заманили нас наверх с помощью этой штуковины! Впрочем, обыск следовало продолжить. По другую сторону располагались лошадиные стойла. Но никаких лошадей в них не оказалось. Очевидно, владелец предпочитал другую разновидность лошадиной силы: стойла были превращены в отсеки гаража. Коллекция автомобилей впечатляла: черный «феррари», новехонький серебристый «роллс-ройс», антикварная модель спортивного «астон-мартина», роскошный «Порше-356».
Последнее стойло пустовало. Колле подбежал и увидел на полу масляные пятна. Но они не могли выехать с территории имения! Ведь и подъезд к имению, и ворота были заблокированы патрульными машинами.
– Сэр! – Агент указал в конец ряда стойл.
Задняя дверь амбара была открыта. Она выходила на темные невспаханные поля, тонущие в предрассветной мгле. Колле подбежал к двери, пытаясь разглядеть в темноте хоть что-то. Но сколько ни старался, ничего не увидел, кроме смутных очертаний леса вдали. Ни огонька, ни света фар, ничего. Да эту лесистую долину наверняка пересекают дюжины не отмеченных на картах сельских дорог и охотничьих троп. Впрочем, Колле сильно сомневался, чтобы беглецы смогли доехать до леса по такой грязи.
– Пошлите туда людей! – скомандовал он. – Наверняка они застряли где-то поблизости. Эти модные спортивные машины здесь бесполезны.
– Смотрите, сэр! – Агент указал на ключи, висевшие на деревянных крючках. На ярлыках над каждым крючком знакомое название.
«ДАЙМЛЕР»… «РОЛЛС-РОЙС»… «АСТОН-МАРТИН»… «ПОРШЕ»…
Последний крючок был пуст.
Когда Колле прочел название автомобиля над ним, он понял, что дела его плохи.

[serghey]

«Рейнджровер» цвета «черный металлик» был оснащен четырьмя ведущими колесами, стандартной коробкой передач, мощными пропиленовыми фарами, навороченным набором задних огней и рулем, расположенным справа.
Лэнгдон был счастлив, что не он сидит за рулем этой машины.
Слуга Тибинга Реми, повинуясь указаниям хозяина, ловко вел тяжелый джип по залитым лунным светом полям за Шато Виллет. Не включая фар, он пересек открытое пространство, и вот теперь они спускались по склону холма, с каждой секундой удаляясь все дальше от имения. Реми вел машину по направлению к зубчатой кромке леса, что вставала вдали, на горизонте.
Лэнгдон, сидевший рядом с ним с криптексом в руках, обернулся к Тибингу и Софи, расположившимся на заднем сиденье.
– Как голова, Роберт? – заботливо спросила Софи. Лэнгдон с трудом выдавил улыбку:
– Спасибо, уже лучше. – Боль была такая, что он едва не стонал.
Тибинг оглянулся через плечо и посмотрел на монаха. Тот, связанный по рукам и ногам, лежал в багажном отделении, за спинкой сиденья. Тибинг держал на коленях конфискованный у монаха пистолет-автомат и походил на англичанина, выехавшего на сафари и позирующего над поверженной добычей.
– А знаете, я рад, что вы заскочили ко мне сегодня, Роберт, – сказал Тибинг и усмехнулся. – Впервые за долгие годы хоть какое-то приключение.
– Вы уж простите, что втянул вас в эту историю, Лью.
– О, ради Бога! Всю жизнь только и ждал, чтобы меня втянули в какую-нибудь историю. – Тибинг смотрел мимо Лэнгдона через ветровое стекло. Впереди темнела полоса густой зелени. Он похлопал Реми по плечу: – Запомни, стоп-сигналы не включать. На крайний случай можешь воспользоваться ручным тормозом. Хочу, чтобы мы поглубже въехали в лес. Рисковать не стоит, а то еще заметят нас.
Реми резко сбавил скорость и осторожно направил «ровер» в прогалину между деревьями. Громоздкая машина, покачиваясь на ухабах, въехала на еле заметную тропинку, и тотчас воцарилась полная тьма – вершины деревьев затеняли лунный свет.
Ни зги не видать, подумал Лэнгдон, напрасно силясь рассмотреть хоть что-то сквозь ветровое стекло. Тьма, как в колодце. Ветки хлестали по бортам автомобиля, и тогда Реми слегка сворачивал в сторону. Наконец ему кое-как удалось выровнять машину, а продвинулись они вглубь ярдов на тридцать, не больше.
– Ты прекрасно справляешься, Реми, – сказал Тибинг. – Отъехали вроде бы достаточно. Роберт, будьте так добры, нажмите вон на ту маленькую синюю кнопочку прямо под вентилятором. Видите? Лэнгдон нашел кнопку и нажал.
Тропу перед ними высветил длинный приглушенно-желтотый луч света. По обе стороны тянулся густой кустарник. Противотуманные фары, догадался Лэнгдон. Они давали достаточно света, чтобы можно было видеть дорогу. И заехали они в лес довольно далеко, теперь вряд ли их кто может заметить.
– Ну что ж, Реми! – весело промурлыкал Тибинг. – Фары включены. Вверяем свои жизни в твои руки.
– Куда мы едем? – спросила Софи.
– Эта дорога уходит в лес километра на три, – ответил Тибинг. – Делит мои владения пополам, а затем сворачивает к северу. Если не угодим в болото и не наткнемся на поваленное дерево, выедем целыми и невредимыми к шоссе номер пять.
Невредимыми. Голова у Лэнгдона продолжала раскалываться от боли. Чтобы отвлечься, он опустил глаза и начал рассматривать лежавшую на коленях шкатулку. Розу с крышки вставили на место, и Лэнгдону не терпелось вновь снять инкрустацию и еще раз взглянуть на загадочную надпись под ней. Он уже приподнял было крышку шкатулки, но Тибинг остановил его.
– Терпение, Роберт, – сказал он, дотронувшись до его плеча. – Дорога ухабистая, слишком темно. Не дай Бог что-нибудь сломаем. Если уж при свете вы не могли понять, какой это язык, в темноте тем более не разберете. Так что давайте пока оставим изыскания. Время у нас еще будет.
Лэнгдон знал, что Тибинг прав. Кивнул и запер шкатулку.
Тут из багажника донесся стон. Монах очнулся и пытался сбросить путы. Через несколько секунд он уже извивался и барахтался.
Тибинг повернулся и прицелился в него из пистолета.
– Не понимаю, чем вы так возмущены, сэр. Сами ворвались в мой дом, едва не разнесли череп моему дорогому другу. Я имею полное моральное право пристрелить вас, как шелудивого пса, а потом выбросить тело из машины. Пусть себе гниет в лесу.
Монах затих.
– А вы… э-э… уверены, что нам стоило брать его с собой? – спросил Лэнгдон.
– Еще как уверен! – воскликнул Тибинг. – Вас ведь разыскивают за убийство, Роберт. И этот тип – ваш билет на свободу. Видно, полиция просто зациклилась на вашем аресте, проследила до самого моего дома.
– Это моя вина, – сказала Софи. – В бронированном фургоне, очевидно, был передатчик.
– Теперь это не суть важно, – заметил Тибинг. – Меня не слишком удивляет, что полиция вышла на ваш след. Куда больше удивляет и беспокоит другое – что вас нашел этот тип из «Опус Деи». Из вашего рассказа совершенно неясно, как этот человек мог проследить вас до самого моего дома. Ну разве что у него был кто-то свой в полиции или в Депозитарном банке Цюриха.
Лэнгдон задумался. Безу Фаш явно намерен найти козла отпущения, на которого смог бы свалить сегодняшние убийства. Берне напал на них внезапно, хотя, если учесть, что его, Лэнгдона, подозревают сразу в четырех убийствах, понять поступок банкира можно.
– Этот монах работает не один, Роберт, – сказал Тибинг. – И до тех пор, пока вы не будете знать, кто за ним стоит, вы с Софи в опасности. Впрочем, есть и хорошие новости, друг мой. Этот монстр, что лежит у меня за спиной, владеет важной информацией. И тот, кто использует его, должно быть, сейчас здорово нервничает.
Реми прибавил скорость, он понемногу освоился с дорогой. Джип со всплеском врезался в лужу, успешно преодолел небольшой подъем, и вот дорога снова пошла под уклон.
– Роберт, будьте так добры, передайте мне телефон. – Тибинг указал на телефон, закрепленный в приборной доске джипа. Лэнгдон снял его и протянул Тибингу. Тот набрал какой-то номер. Он довольно долго ждал, прежде чем кто-то ответил. – Ричард? Что, разбудил? Ну конечно, разбудил, что за дурацкий вопрос. Извини. Тут у меня возникла небольшая проблема. Что-то я расхворался, и нам с Реми надо на острова, чтобы я мог подлечиться… Да вообще-то желательно прямо сейчас. Прости, что не предупредил заранее. Можешь подготовить «Элизабет» минут за двадцать?.. Знаю, но постарайся. Ладно, пока. Скоро увидимся. – И он отключился.
– Элизабет? – вопросительно протянула Софи.
– Это мой самолет. Стоил чертову уйму денег.
Лэнгдон всем телом развернулся на сиденье и уставился на него.
– А что такого? – усмехнулся Тибинг. – Вам двоим категорически противопоказано оставаться во Франции, пока на хвосте висит полиция. В Лондоне гораздо безопаснее.
Софи тоже обернулась к Тибингу:
– Так вы считаете, мы должны покинуть страну?
– Друзья мои, я обладаю куда большим влиянием в цивилизованном мире, нежели во Франции. Кроме того, считается, что Грааль находится в Великобритании. Если удастся открыть цилиндр, просто уверен, мы обнаружим там карту, которая и укажет путь.
– Помогая нам, вы сильно рискуете, – заметила Софи. – Восстановили против себя французскую полицию.
Тибинг презрительно отмахнулся:
– С Францией покончено. Ведь я приехал сюда на поиски краеугольного камня. Теперь он найден. И мне все равно, увижу я еще раз Шато Виллет или нет.
Софи неуверенно спросила:
– Но как мы проберемся через кордон службы безопасности аэропорта?
Тибинг усмехнулся:
– Я всегда вылетаю из Ле Бурже, аэропорт неподалеку отсюда. Французские врачи действуют мне на нервы, а потому раз в две недели я обычно летаю на север, показаться британским докторам. Ну и, разумеется, плачу за особые привилегии – и на вылете, и там. Как только мы поднимемся в воздух, вы решите, стоит ли представителю посольства США встречать нас в Англии.
Тут Лэнгдон вдруг понял, что ему не слишком хочется иметь дело с посольством. Он думал только о краеугольном камне, загадочной надписи на шкатулке и о том, приведет ли их это к Граалю. Интересно, прав ли Тибинг в том, что касается Британии? Ведь согласно большинству современных легенд Грааль был спрятан где-то в Соединенном Королевстве. К тому же и Авалон, мистический остров короля Артура, этот рай кельтских легенд, известный теперь под названием Гластонбери, находится в Англии. Впрочем, главное не Грааль. Документы Сангрил. Истинная история Христа. Могила Марии Магдалины. Вот что больше всего интересовало сейчас Лэнгдона. Он вдруг почувствовал, что живет в каком-то ином пространстве, что недосягаем для реального мира.
– Сэр, – спросил Реми, – вы что, действительно подумываете вернуться в Англию навсегда?
– Не беспокойся, Реми, – ответил Тибинг. – То, что я возвращаюсь во владения ее величества, вовсе не означает, что я до конца своих дней буду питаться исключительно сосисками и мерзопакостным картофельным пюре. Надеюсь, ты присоединишься ко мне. Я собираюсь купить великолепную виллу в Девоншире, а все твои вещи мы немедленно переправим морем. Приключение, Реми! Это настоящее приключение!
Лэнгдон не мог сдержать улыбки. Тибинг так красочно расписывал подробности своего триумфального возвращения в Британию, что и он заразился жизнерадостностью и энтузиазмом этого человека.
Глядя в окно, Лэнгдон видел, как проплывают мимо деревья, призрачно желтоватые в свете противотуманных фар. Боковое зеркало покосилось от ударов веток по корпусу автомобиля, и Лэнгдон видел в нем отражение Софи, тихо сидевшей сзади. Он смотрел на нее долго, ощущая умиротворение и радость. Несмотря на все треволнения ночи, Лэнгдон был благодарен судьбе за то, что она свела его с такими замечательными людьми.
Через несколько минут, словно почувствовав на себе его взгляд, Софи наклонилась вперед и положила руки ему на плечи.
– Вы в порядке?
– Да, – ответил Лэнгдон. – Более или менее.
Софи откинулась на спинку сиденья, и Лэнгдон заметил, как на губах ее промелькнула улыбка. А потом вдруг спохватился, что и сам улыбается, только во весь рот.
Лежащий в багажном отделении «рейнджровера» Сайлас еле дышал. Руки завернуты за спину и крепко прикручены к лодыжкам веревкой для белья и скотчем. При каждом толчке на ухабе сведенные плечи пронзала боль. Хорошо хоть подвязку его мучители сняли. Рот был залеплен скотчем, и дышать он мог только носом, ноздри которого постепенно забивались дорожной пылью и выхлопными газами. Он начал кашлять.
– Вроде бы задыхается, – заметил француз-водитель. Англичанин, ударивший Сайласа костылем, обернулся и посмотрел на него, озабоченно хмурясь.
– К счастью для тебя, мы, британцы, судим о гуманности человека по состраданию, которое он испытывает к врагам, а не к друзьям. – С этими словами англичанин протянул руку и сорвал пластырь, залеплявший рот Сайласа.
Губы его ожгло точно огнем, зато в легкие ворвался воздух. Просто благословение Господне!
– На кого работаешь? – строго спросил англичанин.
– На Господа Бога! – Сайлас громко сплюнул, боль в челюсти, в том месте, куда женщина пнула его ногой, была просто невыносимой.
– Ты из «Опус Деи», – сказал англичанин. И прозвучало это как утверждение, а не вопрос.
– Ничего не знаю, ничего не скажу.
– Зачем «Опус Деи» ищет краеугольный камень?
Сайлас не имел ни малейшего намерения отвечать. Краеугольный камень был ключом к Граалю, а сам Грааль – ключом к защите веры.
Моя работа угодна Господу. Путь наш в опасности.
Связанный по рукам и ногам Сайлас, которого увозили неведомо куда, чувствовал, что сильно подвел епископа и Учителя. Связаться с ними и рассказать, какой скверный оборот приняли события, не было никакой возможности. Краеугольный камень у моих похитителей! Теперь они первыми доберутся до Грааля! Сайлас начал молиться. Боль в теле, казалось, придавала сил.
Чудо, Боже милосердный! Мне нужно чудо! Сайлас не знал не мог знать, что от чуда его отделяют всего несколько часов.
– Роберт? – Софи снова смотрела на него. – Что за странное у вас выражение лица. О чем вы думаете?
Только теперь Лэнгдон спохватился, что губы у него плотно сжаты, а сердце колотится как бешеное. В голову пришла совершенно невероятная мысль. Неужели объяснение может быть столь простым?
– Мне нужен ваш мобильный телефон, Софи.
– Прямо сейчас?
– Мне кажется, я кое-что понял.
– Что?
– Скажу через минуту. Мне нужен телефон. Софи встревожилась: – Сомневаюсь, чтобы Фаш прослеживал звонки, но все же постарайтесь говорить недолго. Не больше минуты. – Она протянула ему телефон.
– Как набрать Штаты?
– Радиус действия моей сети не покрывает этого расстояния. Придется звонить через оператора, за дополнительную плату.
Лэнгдон набрал «ноль», зная, что через каких-то шестьдесят секунд получит ответ на вопрос, мучивший его всю ночь.

[serghey]

Нью-йоркский редактор Джонас Фаукман только что улегся спать, когда зазвонил телефон. Что-то поздновато для звонков, подумал он и снял трубку. Оператор спросил:
– Вы готовы оплатить междугородний звонок от Роберта Лэнгдона?
Немного озадаченный Джонас включил настольную лампу. – Э-э… да, конечно. В трубке послышался щелчок.
– Джонас?
– Роберт? Мало того что разбудил меня, так еще заставляешь платить?
– Ради Бога, прости, – сказал Лэнгдон. – Буду краток. Поверь, мне это очень важно. Та рукопись, что я тебе передал. Ты уже…
– Извини, Роберт. Знаю, что обещал переслать ее тебе на этой неделе с редакторскими поправками, но страшно замотался и все такое. В понедельник ты ее точно получишь, обещаю.
– Да нет, дело не в редактуре. Я хотел узнать, рассылал ли ты копии для издательской рекламы без моего ведома?
Фаукман колебался, не зная, как лучше ответить. Последняя рукопись Лэнгдона, исследование в области истории поклонения богине, включала несколько разделов о Марии Магдалине, которые могли вызвать, мягко говоря, недоумение. Хотя весь этот материал был подкреплен документами, там же имелись и ссылки на других авторов, Фаукман не собирался выпускать книгу Лэнгдона без по крайней мере нескольких отзывов видных историков и искусствоведов. Джонас выбрал десять самых известных имен ученых и разослал всем полные копии рукописи с вежливыми сопроводительными письмами, в которых просил написать несколько строк на обложку. По своему опыту Фаукман знал: большинство людей с радостью хватаются за любую возможность увидеть свое имя на обложке книги, пусть даже и чужой.
– Джонас! – окликнул его Лэнгдон. – Так ты рассылал копии рукописи или нет?
Фаукман нахмурился, понимая, что Лэнгдон далеко не в восторге.
– Рукопись готова к изданию, Роберт. Просто хотел удивить тебя шикарной рекламой на обложке.
Пауза.
– И одну копию ты послал в Париж, куратору Лувра?
– Ну и что тут такого? Ведь в твоей рукописи неоднократно упоминаются экспонаты его коллекции, его книги входят в библиографический список, к тому же у парня прекрасная репутация, что немаловажно для продажи книги в другие страны. Соньер не какой-нибудь там дилетант.
Снова молчание на том конце линии.
– Когда ты ее послал?
– Примерно месяц назад. Ну и упомянул, что ты сам скоро будешь в Париже, предложил вам двоим встретиться, поболтать. Кстати, он тебе не звонил? – Фаукман умолк, потер глаза. – Погоди-ка, ты вроде бы должен быть в Париже прямо на этой неделе, верно?
– Я и есть в Париже. Фаукман резко сел в постели:
– Так ты звонишь мне за мой счет из Парижа?
– Вычтешь из моего гонорара, Джонас. Ты получил какой-нибудь ответ от Соньера? Ему понравилась рукопись?
– Не знаю. Ничего от него не получал.
– Ладно, все нормально. Мне надо бежать. Ты многое мне объяснил. Спасибо.
– Послушай, Роберт…
Но Лэнгдон уже отключился. Фаукман повесил трубку и удрученно покачал головой. Ох уж эти авторы, подумал он. Даже самые умные из них совершенно сумасшедшие.
Лью Тибинг, ставший свидетелем этого разговора, высказал предположение:
– Роберт, вы только что говорили, что написали книгу, затрагивающую интересы тайного общества. И ваш редактор послал копию рукописи члену тайного общества?
– Получается, что так, – ответил Лэнгдон.
– Роковое совпадение, друг мой.
Совпадения тут ни при чем, подумал Лэнгдон. Положительный отзыв Жака Соньера на книгу о поклонении женскому божеству означал не только коммерческий успех. Это подразумевало причастность к ее рекламе такой организации, как Приорат Сиона.
– Вот вам вопрос на засыпку, – усмехаясь, сказал Тибинг. – Вы как там высказывались в адрес Приората? Положительно или отрицательно?
Лэнгдон сразу понял истинную подоплеку этого вопроса. Многих историков интересовало, почему Приорат до сих пор держит документы Сангрил в тайне. Кое-кто из них догадывался, что документы могут потрясти основы современного мироустройства.
– Я никак не комментировал позицию Приората.
– Так, значит, вообще не упоминали?
Лэнгдон пожал плечами. По всей вероятности, Тибинг был сторонником опубликования документов.
– Я просто изложил историю братства. Охарактеризовал Приорат как современное общество культа женского начала, как хранителей Грааля и древних документов.
Софи повернулась к нему:
– А о краеугольном камне упоминали?
Лэнгдон поморщился. Упоминал. И неоднократно.
– Я говорил о краеугольном камне лишь в качестве примера, характеризуя усердие, с которым Приорат будет защищать документы Сангрил.
Софи была потрясена.
– Думаю, это объясняет слова деда: «P. S. Найти Роберта Лэнгдона».
Но сам Лэнгдон подозревал, что Соньера заинтересовало в его рукописи совсем другое. Впрочем, он предпочитал обсудить это Софи наедине.
– Так, значит, – сказала Софи, – вы все-таки солгали капитану Фашу.
– О чем это вы? – спросил Лэнгдон.
– Вы сказали ему, что никогда не переписывались с моим дедом.
– Я и не переписывался! Это редактор послал ему копию рукописи.
– Вдумайтесь хорошенько, Роберт. Если капитан Фаш не найдет конверт, в котором ваш редактор переслал ему рукопись, он неизбежно сделает вывод, что ее прислали вы. – Она на секунду умолкла. – Или, что еще хуже, что вы передали ее ему лично, из рук в руки. И опять же солгали.
И вот наконец «рейнджровер» очутился на аэродроме Ле Бурже, и Реми подъехал к небольшому ангару в дальнем конце взлетной полосы. При их приближении из ангара выскочил встрепанный мужчина в помятом комбинезоне цвета хаки, приветственно взмахнул рукой и отворил огромную металлическую дверь. В ангаре стоял изящный реактивный самолет белого цвета.
Лэнгдон не сводил глаз с блестящего фюзеляжа.
– Так это и есть Элизабет? Тибинг улыбнулся:
– Да. Перемахивает этот чертов Канал[62] как нечего делать. Мужчина в хаки поспешил к ним, щурясь от яркого света фар.
– Почти все готово, сэр, – сказал он с сильным английским акцентом. – Прошу прощения за задержку, но вы застали меня врасплох и… – Тут он осекся: из джипа вышли сразу несколько человек. Он вопросительно взглянул на Софи и Лэнгдона, потом – на Тибинга.
– Это мои помощники, – сказал Тибинг. – И у нас очень срочное дело в Лондоне. Так что не будем тратить времени даром. Готовьтесь к отлету немедленно. – С этими словами он достал из машины пистолет и протянул его Лэнгдону.
Увидев оружие, пилот испуганно округлил глаза. Потом подошел к Тибингу и зашептал:
– Но, сэр, вы уж простите, но дипломатические привилегии распространяются только на вас и вашего слугу. Я никак не могу взять на борт этих людей.
– Ричард, – ласково улыбнулся ему Тибинг, – две тысячи фунтов стерлингов и этот заряженный пистолет говорят о том, что вам придется взять на борт моих гостей. – Он махнул рукой в сторону джипа. – И не забудьте прихватить еще одного, он в багажном отделении.

[serghey]

Два турбореактивных двигателя фирмы «Гаррет» с ревом и неукротимой силой уносили самолет «Хокер-731» все выше в небо. За стеклом иллюминатора аэродром Ле Бурже уменьшался с непостижимой быстротой.
Я бегу из своей страны, подумала Софи, и тело ее вжалось в кожаное сиденье. До этого момента она считала, что игра в кошки-мышки с Фашем как-то оправдана. Просто я пыталась защитить невиновного человека. Пыталась исполнить предсмертную волю моего деда. Теперь же Софи понимала: возможности оправдаться перед властями больше не существует. Она покидала страну без документов, вместе с человеком, которого разыскивает полиция, мало того, еще и с монахом, захваченным в заложники. Если грань дозволенного и существовала, она только что переступила ее. Почти со скоростью звука.
Софи, Лэнгдон и Тибинг сидели у двери в кабину пилота, на ней красовался золотой медальон с надписью: "Элитный дизайн спортивного реактивного самолета «Хокер-731». Кресла с бархатной обивкой были привинчены к рельсам на полу, и их можно было передвигать и устанавливать вокруг прямоугольного стола твердых пород дерева. Получался мини-кабинет для совещаний. Впрочем, вся эта пристойная обстановка не могла скрыть неприглядной сцены в хвостовом отсеке, где на отдельном кресле, рядом с туалетом, сидел слуга Тибинга Реми с пистолетом в руке и, неукоснительно выполняя распоряжение хозяина, караулил монаха, которого бросили у его ног точно багаж.
– Прежде чем мы снова займемся краеугольным камнем, – сказал Тибинг, – я бы хотел кое-что прояснить. – Произнес он это самодовольным менторским тоном – так отец поучает своих детишек. – Прекрасно понимаю, друзья мои, что оказался всего лишь вашим гостем в этом путешествии, и благодарю за оказанную мне честь. И тем не менее как человек, проведший долгие годы в поисках Грааля, считаю своим долгом предупредить: вы ступаете на тропу, откуда нет возврата, не говоря уж о сопряженных с этим путем опасностях. – Он повернулся к Софи. – Мисс Невё, ваш дед передал вам краеугольный камень в надежде, что вы сохраните тайну Грааля?
– Да.
– Насколько я понимаю, вы считаете своим долгом пройти этот путь до конца.
Софи кивнула, хотя думала еще об одной мотивации. Правда о моей семье. Несмотря на уверения Лэнгдона, что краеугольный камень не имеет никакого отношения к ее прошлому, Софи чувствовала, что с этой тайной связано нечто глубоко личное. Точно криптекс, вырезанный из камня руками деда, пытался заговорить с ней, предоставить некую компенсацию за пустоту и одиночество, которые она ощущала все эти годы.
– Сегодня погибли ваш дед и еще трое, – продолжил Тибинг, – и они выбрали смерть, чтобы сохранить камень, не отдать его Церкви. Сегодня же секта «Опус Деи» едва не завладела этим сокровищем. Надеюсь, вы понимаете: все это налагает на вас огромную ответственность. В руки вам передали факел. Факел, горевший на протяжении двух тысяч лет, и никак нельзя допустить, чтобы он погас. Факел не должен попасть в чужие руки. – Он сделал паузу, взглянул на шкатулку розового дерева. – Понимаю, в этой ситуации у вас просто не было выбора, мисс Невё, но, учитывая, сколь высоки ставки, вы должны быть готовы взять на себя всю полноту ответственности… Или можете возложить эту ответственность на кого-то другого.
– Дед передал криптекс мне. Уверена, он сделал это не случайно.
Тибинг приободрился, но, похоже, не был до конца уверен.
– Хорошо. Тут нужна очень сильная воля. И еще хотелось бы знать вот что. Понимаете ли вы, что в случае успешного открытия криптекса вы подвергнетесь дальнейшим, еще более серьезным испытаниям?
– Это почему?
– Представьте на секунду, дорогая. Перед вами карта, и на ней указано местоположение Грааля. В этот момент вы становитесь обладательницей истины, способной полностью изменить ход истории. Вы становитесь обладательницей сокровища, за которым человек охотился столетиями. И перед вами встанет вопрос: стоит ли раскрывать правду миру? Это огромная ответственность. Человек, поведавший миру правду, будет превозносим одними и презираем другими. Вопрос в том, достаточно ли у вас сил, чтобы выдержать это испытание.
Софи после некоторого колебания ответила:
– Не уверена, что это будет исключительно мое решение. Тибинг удивленно приподнял брови:
– Вот как? Но чье же, если не обладательницы краеугольного камня?
– Братства, которое успешно охраняло эту тайну на протяжении веков.
– Приората? – скептически произнес Тибинг. – Но разве это возможно? Братство разгромлено. Точнее, обезглавлено. Возможно, в его рядах появился предатель или шпион. Мы этого не знаем, но факт остается фактом: кто-то раскрыл имена четырех представителей верхушки. И лично я не стал бы доверять человеку, который бы неожиданно появился и назвался представителем братства.
– Так что же вы предлагаете? – спросил Лэнгдон.
– Вам, как и мне, прекрасно известно, Роберт: не для того все эти годы Приорат столь рьяно защищал истину, чтобы она навеки оставалась тайной. Его члены ждали подходящего момента, чтобы поделиться ею с человечеством.
– И вы считаете, такой момент настал? – спросил Лэнгдон.
– Да, просто уверен. Это же совершенно очевидно. Все признаки налицо. И потом, если Приорат не собирался вскоре предать свою тайну огласке, к чему было Церкви нападать на него?
– Но ведь монах еще не рассказал нам о своих целях, – возразила Софи.
– Его цель – это цель Церкви, – сказал Тибинг. – И состоит она в том, чтобы уничтожить документы, разоблачающие ее. Сегодня церковники были близки к своей цели как никогда, и Приорат доверил камень вам, мисс Невё. Задача по спасению Грааля, вне всякого сомнения, включает и исполнение последнего желания Приората – поделиться этой тайной с миром.
– Лью, – перебил его Лэнгдон, – не слишком ли тяжкую ношу взваливаем мы на плечи Софи, прося ее принять столь ответственное решение всего через несколько часов после того, как она узнала о существовании документов Сангрил?
Тибинг вздохнул:
– Простите, если оказываю на вас давление, мисс Невё. Лично я всегда считал, что документы эти должны быть обнародованы, но окончательное решение принимать только вам. Я просто взял на себя смелость предупредить вас о том, что может последовать за успешным разрешением головоломки под названием «Криптекс».
– Господа, – твердо заявила в ответ Софи, – цитируя ваши же слова: «Не вы находите святой Грааль, это святой Грааль находит вас», я склонна считать, что Грааль «нашел» меня неспроста. А потому я буду знать, что с ним делать, когда придет время.
Мужчины удивленно переглянулись.
– Так что, – сказала она и придвинула к себе шкатулку, – давайте займемся делом.

[serghey]

Лейтенант Колле стоял в просторной гостиной Шато Виллет и с грустью наблюдал за тем, как догорает огонь в камине. Капитан Фаш прибыл несколько минут назад и находился в соседней комнате. Он орал что-то в телефонную трубку, пытаясь скоординировать действия своих людей по поиску исчезнувшего джипа.
Да джип теперь может быть где угодно, подумал Колле.
Он не подчинился приказу Фаша, упустил Лэнгдона во второй раз и был благодарен судьбе за то, что люди из управления судебной полиции обнаружили в полу пулевое отверстие. Это хоть как-то оправдывало действия Колле. Однако Фаш пребывал в самом скверном расположении духа, и Колле чувствовал, что его ждет нешуточная выволочка, когда все утрясется. К несчастью, все найденные в замке вещественные доказательства не проливали света на то, что здесь произошло и кто был замешан в этих событиях. Черная «ауди» была взята напрокат кем-то под вымышленным именем, расплатились за нее фальшивой кредитной картой, отпечатки пальцев на машине и в салоне не числились в полицейской картотеке.
В комнату ворвался агент, глаза его возбужденно сверкали.
– Где капитан Фаш?
Колле продолжал смотреть на тлеющие угли.
– Говорит по телефону.
– Уже не говорю! – рявкнул Фаш, входя в комнату. – Что там у вас?
– В управление только что звонил Андре Берне из Депозитарного банка Цюриха, – доложил агент. – Сказал, что хочет поговорить с вами лично. Он решил изменить показания.
– Вот как? – фыркнул Фаш.
Только теперь Колле отвел взгляд от камина.
– Берне признает, что Лэнгдон и Невё провели какое-то время в стенах банка.
– Мы и без него это поняли, – сказал Фаш. – Но зачем он солгал? Вот в чем вопрос.
– Сказал, что будет говорить только с вами. Согласен оказывать всяческое содействие.
– В обмен на что?
– В обмен просит, чтоб мы не упоминали его банк в новостях. И еще чтобы помогли ему найти похищенную собственность. Похоже, Лэнгдону с Невё удалось украсть что-то.
– Что именно? – воскликнул Колле. – И как? Фаш грозно смотрел на агента.
– Что они украли?
– Берне не говорил. Но похоже, он очень заинтересован в возвращении этой собственности. Готов буквально на все.
Из кухни еще один агент окликнул Фаша:
– Капитан! Я только что связался с аэропортом Ле Бурже. Боюсь, у нас плохие новости.
Тридцать секунд спустя Фаш собрался и приготовился выехать из замка Шато Виллет. Он узнал, что Тибинг держал в одном из ангаров Ле Бурже личный реактивный самолет и что самолет этот поднялся в воздух примерно полчаса назад. Представитель диспетчерской службы Ле Бурже, с которым Фаш говорил по телефону, клялся и божился, что не знает, кто был на борту самолета и в каком направлении он вылетел. Взлет произошел вне расписания, полетный план зафиксирован не был. Слишком много нарушений закона для такого маленького аэропорта. Фаш был уверен, что если как следует надавить, то можно получить ответы на все вопросы.
– Лейтенант Колле, – распорядился Фаш, направляясь к двери, – у меня нет выбора, так что придется оставить вас здесь за главного. И постарайтесь добиться каких-нибудь результатов, хотя бы ради разнообразия.

[serghey]

Набрав высоту, «хокер» выровнялся и взял курс на Англию. Лэнгдон осторожно снял шкатулку с колен, где держал во время взлета, чтобы не повредить. Поставил ее на стол и увидел, как Софи с Тибингом, сгорая от нетерпения, подались вперед.
Сдвинув защелку и открыв крышку, Лэнгдон обратил их внимание не на испещренные буквами диски криптекса, а на маленькое отверстие на внутренней стороне крышки. Взял авторучку и ее кончиком осторожно вытолкнул инкрустированную розу из углубления, под ней открылся текст. Под Розой, подумал он с надеждой, что свежий взгляд на текст внесет какую-то ясность. Но текст по-прежнему выглядел странно.
Лэнгдон рассматривал строчки несколько секунд, и к нему вернулась растерянность, охватившая его, когда он впервые увидел эту загадочную надпись.
– Никак не пойму, Лью, что за тарабарщина такая?
Со своего места Софи еще не видела текста, но неспособность Лэнгдона определить, что это за язык, удивила ее. Неужели мой дед говорил на столь непонятном языке, что даже специалист по символам не может определить его принадлежность? Но она быстро поняла, что ничего удивительного в том нет. Это был не первый секрет, который Жак Соньер хранил в тайне от внучки.
Сидевший напротив Софи Лью Тибинг, дрожа от нетерпения, пытался заглянуть через плечо Лэнгдону, который склонился над шкатулкой.
– Не знаю, – тихо пробормотал Лэнгдон. – Сначала мне показалось, это семитский язык, но теперь не уверен. Ведь самые ранние семитские языки использовали неккудот. А здесь ничего подобного не наблюдается.
– Возможно, он еще более древний, – предположил Тибинг.
– А что такое неккудот? – спросила Софи. Не отводя глаз от шкатулки, Тибинг ответил:
– В большинстве современных семитских алфавитов отсутствуют гласные, вместо них используется неккудот. Это такие крохотные точечки и черточки, которые пишут под согласными или внутри их, чтобы показать, что они сопровождаются гласной. В чисто историческом плане неккудот – относительно современное дополнение к языку.
Лэнгдон по-прежнему сидел, склонившись над текстом.
– Может, сефардическая транслитерация?..
Тибинг был не в состоянии больше ждать.
– Возможно, если вы позволите мне… – И с этими словами он ухватил шкатулку и придвинул к себе. Без сомнения, Лэнгдон хорошо знаком с такими древними языками, как греческий, латынь, языки романо-германской группы, однако и беглого взгляда на текст Тибингу было достаточно, чтобы понять: этот язык куда более редкий и древний. Возможно, курсив Раши[63], или еврейское письмо с коронками.
Затаив дыхание, Тибинг впился взглядом в надпись. Он довольно долго молчал. Время шло, и уверенность Тибинга испарялась с каждой секундой.
– Честно признаться, – заявил он наконец, – я удивлен. Этот язык не похож ни на один из тех, что мне доводилось видеть прежде!
Лэнгдон сгорбился в кресле.
– Можно мне взглянуть? – спросила Софи. Тибинг притворился, что не слышал ее слов.
– Роберт, вы вроде бы говорили, что где-то видели нечто подобное раньше?
Лэнгдон нахмурился:
– Да, так мне показалось. Но теперь я не уверен. И все же… этот текст кажется знакомым.
– Лью! – нетерпеливо окликнула Тибинга Софи, недовольная тем, что ее исключили из этой дискуссии. – Может, вы все-таки позволите взглянуть на шкатулку, которую сделал мой дед?
– Конечно, дорогая, – спохватился Тибинг и придвинул шкатулку к ней. Ему совсем не хотелось обижать эту милую молодую даму, хотя он и считал, что «весовые категории» у них разные. Если уж член Британского королевского исторического общества и виднейший гарвардский специалист по символам не могут определить, что это за язык…
– Ага… – протянула Софи несколько секунд спустя. – Мне следовало бы догадаться сразу.
Тибинг с Лэнгдоном дружно подняли головы и уставились на нее.
– Догадаться о чем? – спросил Тибинг. Софи пожала плечами:
– Ну, хотя бы о том, что дед изберет для надписи на шкатулке именно этот язык.
– Вы хотите сказать, что можете прочесть этот текст? – воскликнул Тибинг.
– Запросто, – усмехнулась явно довольная собой Софи. – Дед научил меня этому языку, когда мне было всего шесть лет. И я довольно бегло говорю на нем. – Она перегнулась через стол и уставилась на Тибинга зелеными насмешливыми глазами. – И честно говоря, сэр, учитывая вашу близость к короне, я немного удивлена, что вы не узнали этого языка.
В ту же секунду Лэнгдон все понял. Неудивительно, что текст показался знакомым! Несколько лет назад Лэнгдон посетил музей Фогга в Гарварде. Гарвардский выпускник Билл Гейтс в знак признательности сделал своей alma mater подарок, передал в музей бесценный экспонат – восемнадцать листов бумаги, приобретенных им на аукционе, из коллекции Арманда Хаммера.
Он не моргнув глазом выложил за этот лот целых тридцать миллионов восемьсот тысяч долларов.
Автором работ был Леонардо да Винчи.
Восемнадцать листов, теперь известных как «Лестерский кодекс» (по имени их прежнего знаменитого владельца, герцога Лестерского), представляли собой уцелевшие фрагменты знаменитых блокнотов Леонардо. То были эссе и рисунки, где описывались весьма прогрессивные для тех времен теории Леонардо по астрономии, геологии, архитектуре и гидрологии.
Лэнгдон никогда не забудет этого похода в музей. После долгого стояния в очереди он наконец созерцал бесценные листы пергамента. Полное разочарование! Разобрать, что написано на страницах, было невозможно. И это несмотря на то что они прекрасно сохранились и были исписаны изящнейшим каллиграфическим почерком, красными чернилами по светло-кремовой бумаге. Текст был абсолютно не читаем. Сначала Лэнгдон подумал, что не понимает ни слова потому, что да Винчи делал записи на архаичном итальянском. Но, более пристально всмотревшись в текст, он понял, что не видит в нем ни единого итальянского слова.
– Попробуйте с этим, сэр, – шепнула ему женщина-доцент, дежурившая у стенда. И указала на ручное зеркальце, прикрепленное к стенду на цепочке. Лэнгдон взял зеркальце и поднес к тексту.
И все стало ясно.
Лэнгдон так горел нетерпением ознакомиться с идеями великого мыслителя, что напрочь забыл об одном из удивительных артистических талантов гения – способности писать в зеркальном отражении, чтобы никто, кроме него, не мог прочесть эти записи. Историки по сию пору спорят о том, делал ли это да Винчи просто для собственного развлечения, или же для того, чтобы люди, заглядывающие ему через плечо, не крали у него идеи. Видно, это так и останется тайной.
Софи улыбнулась: она обрадовалась, что Лэнгдон наконец понял. – Что ж, прочту для начала первые несколько слов, – сказала она. – Это английский.
Тибинг все еще недоумевал:
– Что происходит?
– Перевернутый текст, – сказал Лэнгдон. – Нам нужно зеркало.
– Нет, не нужно, – возразила Софи. – Я в этом достаточно хорошо натренировалась. – Она поднесла шкатулку к лампе на стене и начала осматривать внутреннюю сторону крышки. Дед не умел писать задом наперед, а потому пускался на небольшую хитрость: писал нормально, затем переворачивал листок бумаги и выводил буквы в обратном направлении. Софи догадалась, что он, видимо, выжег нормальный текст на куске дерева, а затем прогонял этот кусок через станок до тех пор, пока дерево совсем не истончилось и выжженные на нем буквы не стало видно насквозь. После чего он просто перевернул этот истончившийся кусок и вклеил в крышку.
Придвинув шкатулку поближе к свету, Софи поняла, догадка ее верна. Луч просвечивал через тонкий слой дерева, глазам предстал текст уже в нормальном виде.
Вполне разборчивый.
– Английский, – крякнул Тибинг и стыдливо потупил глаза. – Мой родной язык.
Сидевший в хвостовом отсеке Реми Легалудек силился расслышать, о чем идет речь в салоне, но мешал рев моторов. Реми совсем не нравилось, как развивались события. Совсем. Он перевел взгляд на лежавшего у его ног монаха. Тот окончательно затих, больше не барахтался, не пытался высвободиться из Лежал, точно в трансе от отчаяния, а может, мысленно читал молитву, моля Господа об освобождении.